за Границей

Жак Анрик. Моногамия – это что-то из области фантастики

Несмотря на то что свою литературную деятельность критик и журналист Жак Анрик начал еще в 1960 году и с тех пор успел выпустить около двух десятков книг, по-настоящему широкую известность ему принесла книга его жены. Этот факт мог бы показаться удивительным, если бы речь шла не о книге Катрин Милле «Сексуальная жизнь Катрин М.», в которой супруга Жака Анрика  (между прочим, известный арт-критик и главный редактор влиятельного парижского журнала)  с неслыханной откровенностью  рассказала  о шокирующих и обычно скрытых от глаз посторонних подробностях своей интимной жизни, в том числе, и о своих  многочисленных связях с малознакомыми и даже совсем  незнакомыми партнерами. Вышедшая пять лет назад «Сексуальная жизнь Катрин М.» наделала много шуму, стала бестселлером и была переведена на множество языков, а муж мировой знаменитости невольно оказался в несколько двусмысленном положении. Однако на развод Жак Анрик подавать вовсе не спешил, а, видимо, желая внести ясность в эту ситуацию, сам недавно опубликовал книгу: «Можно подумать, наша любовь – помойка».

Жак Анрик:  Я бы даже сказал больше:  я был вынужден написать эту книгу. Поскольку почувствовал, что мне нужно как-то реагировать на поток статей, с которым пресса буквально обрушилась на нас. Причем это была не просто критика – что было бы вполне оправдано – а на нас именно набросились с непонятным ожесточением. Я постоянно испытывал чувство глубокой неудовлетворенности тем, что мы говорили в своих многочисленных интервью, и, наконец, понял, что необходимо еще раз вернуться к теме любви и секса, раскрыв ее более глубоко и основательно. Обычно, отвечая на вопросы журналистов, мы говорили, что любовь и секс не имеют между собой ничего общего. Однако я думаю, что тут все немного сложнее.  Не вдаваясь в детали, могу сказать: Катрин написала книгу о сексе, а я написал книгу о любви, или даже, скорее, о связи любви с сексом. Я попытался понять, как наша супружеская пара сумела выдержать тридцать лет совместной жизни, ни разу не оказавшись на грани разрыва. Ни разу!

Маруся Климова: Мне, например, запомнилось, как вы подробно описываете просмотр любительской кассеты, на которой ваша жена занимается любовью с другим мужчиной. При этом вы говорите об этом с позиции хладнокровного наблюдателя. Неужели вы, действительно, сумели изжить в себе такое чувство, как ревность, которое, в частности, и подводит многие супружеские пары к разрыву?

ЖА: Вы знаете, подобная кассета, на самом деле, вполне реально существует.  Я сознательно решил подвергнуть себя этому испытанию, поскольку для писателя не должно существовать вообще никаких запретов, и он обязан исследовать любые темы, чего бы это ему ни стоило. Кроме того, меня всегда интересовали отношения между словами и образами, а, точнее, как они трансформируются в процессе восприятия. Например, читать то, что Катрин рассказывает о своей сексуальной жизни – это нечто совсем другое, нежели своими глазами видеть заснятые на пленку картинки, где она занимается любовью с другим мужчиной. Вот поэтому я и попытался, как можно точнее зафиксировать и описать чувства, охватившие меня, когда я просматривал эту кассету. Я наблюдал, как в течение четырех часов передо мной бесконечной чередой разворачивались сексуальные сцены и чувствовал то волнение, то раздражение, то безразличие, а порой мне становилось ужасно смешно.  И наконец, если уж быть до конца откровенным, то этот вуайеризм еще приносил и более предсказуемые результаты, то есть в какие-то мгновения я начинал испытывать сексуальное возбуждение.

МК:  Однако злоба, гнев и ревность все же иногда проскальзывают в словах, которыми вы описываете эту сцену. Правда не совсем понятно, против кого направлены эти чувства…

ЖА:  Эти мои чувства в первую очередь направлены против того, кто снимал кассету, а также против человека, запечатленного на ней. А иногда и против его партнерши… Но главным образом, против мужчин в целом: против их манеры интерпретировать женскую сексуальность, воображать себе невесть что по этому поводу, против мужского эксгибиционизма,  всех этих нарциссических поз и непреодолимого страха перед кастрацией. На этом фоне женщины кажутся мне гораздо более мудрыми в вопросах секса.  Кроме того, невозможно до конца избавится от отвращения, которое невольно вызывает вульгарность подобного рода картин… Тем не менее, я сам всегда стремился именно к такой сексуальной свободе в отношениях между Катрин и мной. Ибо так уж устроена моя нравственность, и я всегда считал и продолжаю считать, что встреча с этой женщиной, с которой только я и могу жить вместе, была для меня настоящим подарком судьбы. Поэтому было бы по меньшей мере странно, если бы я сейчас вдруг начал жаловаться и проклинать свою участь. А ревность здесь неизбежна. Это вообще хорошее и полезное чувство. В умеренных дозах, разумеется. Если же переборщить, то она может превратиться в настоящее бедствие. Однако избавиться от нее окончательно не могут даже самые «раскрепощенные» личности.  Любовь без ненависти можно встретить разве только у мистиков. Но без ревности не было бы ни произведений Пруста, ни Батая, ни Джойса. Сен Поль как-то сказал: «Любовь великодушна, она всему верит и все прощает.» И все же, что хуже: видеть, как твоя жена совокупляется с другим мужчиной, или же слышать, как она признается ему в любви? Человечество вечно будет задаваться вопросом о сексе и любви. Вся мировая литература на этом состоит. Однако я не даю в своей книге никакого ответа. Хотя и уверен, что задаю правильные вопросы.

МК: Но если уж говорить о литературе, то не кажется ли вам, что декларация подобной сексуальной свободы уже несколько в прошлом, то есть, была актуальна в шестидесятые-семидесятые годы, а сейчас в моде, скорее, умеренность?

ЖА:  Пару лет назад я выпустил книгу «Легенда Катрин М.», в которой поместил фотографии своей жены в обнаженном виде. Таким образом я еще раз хотел подчеркнуть, что ее книга – не просто эпатаж, продиктованный стремлением нарушить все еще существующие в нашем обществе табу, но, прежде всего, откровенная исповедь обычной женщины. А моногамия для меня – это нечто из области фантастики. Слово «верность», конечно, существует, но я бы скорее отнес его к области любви и страсти. Конечно, если бы Катрин сказала мне однажды: «Знаешь, я встретила человека, с которым бы хотела жить вместе», — мне было бы очень тяжело. Однако, к счастью, такого никогда не было. Когда я встретил Катрин, я уже опубликовал одну книгу, и уже тогда я восхищался такими писателями, как Батай или Сад.  Мы рассказывали друг другу наши приключения, и ее опыт казался мне таким особенным, таким необычным, он питал мои сексуальные фантазмы… В общем, иметь рядом с собой человека, который воплощает в себе и проводит в жизнь, безо всякого пафоса или же чувства вины, все теории, в которые ты веришь – это настоящее счастье, особенно для писателя. Когда мы решили связать наши жизни, то уже и без того были глубоко связаны на разных уровнях: чувственном, сексуальном, профессиональном, политическом – а остальное я предпочитаю сохранить в секрете.

МК : То есть свою сексуальную свободу вы абсолютно ничем не ограничиваете?

ЖА: Да. Катрин всегда делала то, что хотела, так же как и я. Если я иногда и говорил ей: «Нет, только не с этим»,– то только потому, что чувствовал, что кто-то стремится начать оказывать большее влияние на нее, чем я. И тогда я пытался это предотвратить. А вообще, самым сложным для меня всегда была именно моногамия. Для меня просто ненормально провести всю жизнь с одним и тем же существом, не познав других тел и других вселенных. И на нашу повседневную жизнь, кстати, никак не влияли наши авантюры, которыми мы чаще всего занимались днем, а Катрин – еще и во время своих деловых поездок. Наш союз всегда основывался на взаимном уважении и внимании. Например, если кто-нибудь из нас решал провести ночь вне дома, мы обязательно предупреждали об этом друг друга. И я никогда не испытывал чувства отвращения к ней, даже если узнавал, что она занималась разными извращениями, граничащими с самой грязной порнографией, и во мне возникало физическое отталкивание, но морального – никогда.

МК: Уже в течение тридцати лет вы фотографируете свою жену обнаженной – не кажется ли вам, что именно эти фотографии вольно или невольно подвели ее к решению написать столь откровенную книгу о себе?

ЖА: Знаете, просто мне ее тело всегда казалось прекрасным, волнующим и свободным. Кроме того, человеческое тело занимает во всех моих романах главное место, и, чтобы питать свое воображение, мне постоянно нужны изображения этого тела.  Естественно, мне проще попросить женщину, с которой я живу, позировать мне обнаженной, чем обращаться к незнакомым людям – особенно если у нее нет предрассудков. А когда я фотографирую Катрин в общественных местах, я еще и подпитываю свое желание. Чтобы желать кого-либо, нужно чтобы его желал кто-то еще. Следовательно, чем чаще я выставляю это тело на всеобщее обозрение, тем сильнее становится мое желание. Можно, конечно, сказать, что я заставляю свою жену заниматься моральной проституцией… Однако она является моим источником вдохновения, ибо тела всех женщин, населяющих мои книги, были смоделированы с нее.  И действительно, именно я убедил ее начать писать, так как мне всегда хотелось, чтобы она описала свою жизнь. И я счастлив, что она добилась такого успеха.

Радио «Свобода» (январь 2008 года)