за Границей

Лео Каракс. “Enfant terrible” французского кино

Лео Каракс родился под Парижем. Его отец был французом, а мать американкой с русскими корнями. Свою трудовую карьеру он начал расклейщиком афиш. Его всегда привлекало кино, и, подобно героям «Мечтателей» Бертолуччи,  он часто посещал бесплатные показы в парижском Университете,  пока наконец не решился создать свой собственный фильм. Первую короткометражную ленту он снял в 19 лет – «Strangulation blues” – и сразу привлек к себе внимание маститых кинематографистов необычно совершенной для новичка техникой.  Примерно через десять лет он снимает “Парень встретил девушку”, затем – “Дурную кровь” и, наконец,  сделавший его знаменитым фильм “Любовники с Нового моста” с Жюльетт Бинош и Дени Лаваном. Последний фильм Лео Каракса “Пола Х”, снятый в 1999 году, был представлен в конкурсной программе Каннского фестиваля. «Enfant terrible французского кино» – пожалуй, это самый распространенный эпитет, которым критики чаще всего награждают Лео Каракса. Он имеет репутацию мистика и затворника, не любит общаться с журналистами и не особенно разговорчив.

 Маруся Климова: Возможно, потому что в главной роли в  “Поле Х” снялась русская актриса Екатерина Голубева,  мне показалось, что в нем ощущается сильное влияние Достоевского, хотя этот фильм, если не ошибаюсь, снят по мотивам  романа Мелвилла.  Какой писатель все-таки больше повлиял на вас: Достоевский или Мелвилл?

Лео Каракс:  Наверное, все же Достоевский. Я с детства очень любил этого писателя и прочитал практически все его романы: все, что только было издано по-французски.  Кстати, недавно я снова его перечитал в переводе Андре Марковича. Между прочим,  одно время, когда у меня были проблемы со здоровьем, и я совсем не мог спать,  а врачи прописали мне  еще такой сильнодействующий препарат, который, кстати, потом вскоре был признан вредным и запрещен, так вот, тогда врачи вообще не рекомендовали мне читать Достоевского, потому что, по их мнению, он крайне плохо на меня действовал. А в то время, я помню, у меня даже началось что-то вроде раздвоения личности, и я как будто постоянно смотрел на себя со стороны, на каждое свое действие. Спускаюсь по лестнице и вижу: “Вот он спускается по лестнице”, – и это у меня в голове так и прокручивалось. Тем не менее, я все равно продолжал его читать, просто не в силах был отказаться от этого…

 Хотя и Мелвилл – замечательный автор.  «Пола Х», действительно, является экранизацией его романа «Пьер или двусмысленности». Это очень тонкое и глубокое произведение, в котором он пытается проанализировать сложнейшие душевные переживания человека. Ну а я дал свою версию этого произведения, адаптировав к современности. Вообще, мне кажется, Мелвилл по духу очень близок Достоевскому – это тоже очень жизненный и очень жесткий писатель. Мне очень нравится, как он описывает свои путешествия, ведь он же плавал на китобойце и даже некоторое время жил среди полинезийцев. А «Моби Дик» – это мистическая история про кита, и я уже давно собираюсь ее экранизировать, однако это не так просто: нужно время и много сил. Но раз уж речь зашла о влияниях, то еще на меня повлияли Александр Дюма, Клейст, и, конечно же, Селин, который всегда был моим любимым автором – я просто боготворю этого писателя!

МК:  Вот видите, вам даже врачи запрещали читать Достоевского. Может быть, этот автор действительно вреден для психики?

ЛК: Я думаю, что вообще все великие писатели, так или иначе повлиявшие на формирование национального самосознания разных народов, были в той или иной мере психопатами либо мистиками. Здоровье и литература – две вещи совершенно несовместные. Тут нужно выбирать: или вы хотите сохранить свое здоровье, или же чувствуете патологическую потребность выразить какие-то свои сокровенные мысли. Помню, когда я снимал “Любовников с Нового моста”, меня преследовали ужасные боли в животе, и мне казалось, что это как-то связано именно с творческим процессом. Чтобы заглушить боль, мне давали лекарства, в состав которых входил опиум. Вообще тогда врачи опасались, что это может плохо кончиться. Однако, как видите, все закончилось нормально и продолжается и до сих пор. Мы с Жюльетт Бинош многое тогда смогли сделать вместе, и наши отношения длились довольно долго. Я вообще всегда для фильма в первую очередь ищу актрису, потому что новая актриса всякий раз дает мне толчок для развития еще не сформировавшейся идеи. И когда я увидел Жюльетт Бинош, у меня в мозгу уже как будто запечатлелся весь фильм. А когда я увидел Екатерину Голубеву, то ее глаза меня просто сразу сразили. В ее взгляде было что-то такое, что совершенно невозможно выразить словами. И из этого ощущения потом родился фильм “Пола Х”. Так что этот фильм как бы включает в себя два компонента: Мелвилла и Голубеву.

МК:  Я слышала, что в свое время  вы написали обращение к российским  режиссерам, призывая их выступить против войны в Чечне. Почему вас так волнует все, что касается России?

ЛК: Да, действительно, несколько лет назад я написал обращение к Сокурову и Герману, призывая их протестовать. Но прислушались ли они к моему призыву, мне неизвестно. А насчет интереса к России – я сам не до конца еще не понял. Это какая-то тайна, загадка.  Может быть, все дело в том, что моя мать – русская еврейка, родом из Одессы, семья которой много лет тому назад переехала в Бруклин. Настоящее мое имя Александр Дюпон, правда это по отцу.  Вообще меня с детства всегда интересовали: русское кино, Достоевский и русские женщины. Однако, должен сказать, что после того, как я начал регулярно ездить в Россию, меня эта страна стала интересовать гораздо меньше.

Возьмите, к примеру, современное русское кино –  а иногда я смотрю фильмы, чтобы найти актеров и актрис, потому что кино я смотрю только ради этого – так вот,  в основном все это очень-очень  плохо. Разве что Сокуров мне интересен, и то далеко не все его ленты. Мне нравится «Элегия»: там есть что-то от Достоевского, от 19 века, этакая таинственная размеренность. Но обо всем остальном даже говорить не хочется. В России сейчас нет ни одного молодого интересного писателя – правда, я читал только переводы.

 Впрочем, справедливости ради надо сказать, что это относится не только к России – вся культура деградировала, во всем мире! И ситуация повсюду примерно одинаковая – будь то Путин, Буш или Шарон – сплошная тоска, ничего примечательного. Вообще-то, в России можно было бы вроде что-нибудь и изменить, ведь у вас уже, кажется, лет двадцать происходят перемены, а такое впечатление, что ничего не изменилось. Во всяком случае, в культуре ничего нового не появилось. Но лично я вообще ничего и не ожидаю, и так понятно, что в наше время все проваливается как будто в пустоту, все твои усилия. Люди стали слишком практичными и рациональными…

МК: Неужели более близкое знакомство с Россией не принесло вам ничего, кроме разочарования?

ЛК: Вы знаете, впечатления у меня самые странные. В Москве, где я чаще всего бываю, очень много уродливого и смешного: все выставлено напоказ, русские пытаются всячески подчеркнуть свою национальную гордость и достоинство. Однако я не знаю народа более подверженного одновременно и анархии, и рабскому подчинению: полное одобрение любых действий Путина, восторженные похвалы, поддержка войны в Чечне, пустое бахвальство, а между тем, в современной русской культуре, на мой взгляд, вообще отсутствует что-либо хоть сколько-нибудь интересное. Кругом сплошное однообразие и серость. Конечно, хотелось бы, чтобы именно в России появился какой-нибудь яркий писатель или же режиссер, который бы мог все это описать, выразить дух времени, подняться над этим унылым однообразием, однако такого нет, и, лично я сомневаюсь, что в ближайшее время появится.

МК:  А какие фильмы вам кажутся интересными, точнее, каких стран? Не кажется ли вам, что так называемое авторское кино, к которому вы очевидно тоже принадлежите, сегодня окончательно выродилось и все больше напоминает что-то вроде жалких лохмотьев, которыми европейские режиссеры пытаются прикрыть свою слишком бросающуюся в глаза бедность в сравнении с тем же Голливудом, например?

ЛК: По правде говоря, в кино я уже давно не хожу. По-моему, лучший американский фильм – «Врата рая», который я впервые посмотрел еще в юности. А современный Голливуд – это дерьмо. Впрочем, все равно, это лучше, чем остальное, так как с ним никто соперничать сейчас не в состоянии. В европейском кино сегодня все хотят выглядеть чересчур умными и боятся показаться смешными. И это еще одна причина, из-за которой американское кино сейчас в мире на первом месте. Большинству людей хочется посмотреть историю, снятую каким-то парнем, который вообще ничего не видел в своей жизни и которому просто удалось заработать немного денег. А французского кино вообще больше не существует! И проблема тут не только в деньгах, которые решают далеко не все. Ведь бывают же фильмы с небольшим бюджетом, но очень хорошие, и такие, на которые было затрачена уйма денег, однако лучше они от этого не стали. Вспомните того же Фассбиндера. Все зависит от времени! Я не люблю наше время, потому что оно слишком рациональное.

Тем не менее, далеко не все фильмы сразу завоевывают признание публики. Даже Орсон Уэллс не сразу стал знаменитым: его фильмы сначала не пользовались особенной популярностью. Вообще судьба любой кинематографической ленты представляет собой нечто мистическое: в какой-то стране фильм не имеет особого спроса, а в другой внезапно начинает пользоваться бешеным успехом. Такое тоже бывает.

Лично я по-настоящему открыл для себя кино только тогда, когда сам начал снимать фильмы. Именно тогда я узнал большинство режиссеров – и русских, и американских (в основном, 20-30-х годов, которые были мне ближе всего), и французскую «новую волну», к последователям которой меня когда-то причисляли и которая действительно сильно на меня повлияла. Мне очень нравилось, и до сих пор нравится немое кино – думаю, что я просмотрел уже вообще все немые фильмы, которые когда-либо были сняты. Так что, в шестнадцать лет я начал ходить в кино, в семнадцать – снимать фильмы, а в двадцать пять вообще перестал что-либо смотреть, потому что уже не находил в кино ничего нового для себя. Помню, когда я снялся в небольшой роли у Годара, в «Короле Лире», я очень этим гордился, потому что восхищался этим режиссером, который в общем-то и сейчас тоже мне нравится.  А в целом, сегодня я не считаю себя ни режиссером, ни кинематографистом – в душе я, скорее, несостоявшийся певец, композитор, рок-звезда, как Дэвид Боуи…

МК: Прошло уже почти шесть лет с тех пор, как вы сняли «Полу Х» — неужели вы решили порвать с кино? Если нет, то каковы ваши ближайшие планы?

ЛК: Сейчас я бы хотел снять историю своей жизни и пишу свою автобиографию, правда я только что ко всему этому приступил, и мне еще много чего предстоит сделать. Начнем с того, что я пока не нашел деньги на этот проект, но надеюсь, все же, что мне это удастся. Сценарий, как и обычно, буду писать я сам, хотя и он еще не написан.

Но вы правы, после «Полы Х», действительно, уже прошло шесть лет, а я практически ничего не делаю. Но я ведь не очень много снимаю. А свои фильмы смотреть просто ненавижу. После того, как я заканчиваю очередной фильм, меня начинают переполнять отвращение и усталость, и я чувствую себя совершенно больным и разбитым. Мне хочется отдохнуть, я отправляюсь в путешествие, читаю книги – в общем, мне необходимо как-то отвлечься. Я влюбляюсь, сперва ищу актрису, которая могла бы сняться в моем фильме, нахожу ее, потом начинается любовь, ну а потом все заканчивается, как и обычно − ведь все в этом мире когда-нибудь кончается…

Опубликовано в журнале «Топос» (Москва, ноябрь 2005 года)