за Границей

Дурное воспитание

Интервью с Жаном-Батистом Дель Амо
100% размер текста
+

Жан-Батист Дель Амо. Дурное воспитание

Жан-Батист Дель Амо — один из самых заметных представителей молодой французской литературы. Родился в Тулузе в 1981 году. В настоящее время живет в Монпелье. В прошлом году его роман «Распутное воспитание» был удостоен Гонкуровской премии в номинации «За лучший дебют».

 Маруся Климова: Вы получили Гонкуровскую премию за лучший дебют. «Распутное воспитание» это ваше первое произведение?

Жан-Батист Дель Амо: Не совсем так. По основному образованию я культработник, и именно в таком качестве в свое время уехал работать на несколько месяцев в Африку. Так что моим первым опубликованным произведением стал написанный там рассказ «Ничего не делать», где я описываю один день из жизни семьи в Буркина-Фасо.  Это вымышленная история, однако в ней я опираюсь на то, что смог увидеть в Буркина-Фасо.

 За эту новеллу я совершено неожиданно для себя получил премию «Молодого писателя», учрежденную одной французской ассоциацией. Эта премия дается начинающему автору за его первый текст, а жюри состоит из французских писателей.  Именно тогда я и решил для себя, что теперь мне следует сосредоточиться на написании романа «Распутное воспитание».  Однако не так просто определить, в какой именно момент жизни ты начинаешь писать по-настоящему. Лично я этот момент отношу к 12-13 годам моей жизни, когда я написал свой самый первый роман. Он насчитывал несколько сотен страниц и был весьма посредственным, конечно же, но для меня именно он стал проникновением в мир литературы.

МК: А почему вообще вы решили стать писателем? Может быть, под влиянием родителей?

ЖБДА:  Вовсе нет. Мои родители не имеют никакого отношения к литературной среде, даже особо страстными читателями их назвать нельзя. Но зато я всегда очень любил читать, поскольку чтение было для меня своеобразным способом ухода от мира, и, думаю, что именно чтение сделало меня писателем.

МК:  И каких писателей вы больше всего читали?

ЖБДА:  Если говорить о моих любимых писателях, особенно современных,  то мне сложно кого-то выделить. Я стараюсь не замыкаться на чем-то одном. Но, в частности, из американской литературы мне очень нравятся произведения МакКарти, люблю также японскую литературу, например, Юкио Мисиму. А вот из французской литературы на меня больше всего повлияли авторы 18 века: Сад, Лакло. Из современных авторов мне нравится Мари Ндиа, которая не так давно получила Гонкуровскую премию. И это не все, конечно. Вообще, я очень много читаю, и должен сказать, что меня гораздо больше интересуют отдельные книги, а вовсе не творчество авторов в целом. 

МК:  Вы упомянули Шодерло де Лакло — мне кажется, что название вашей книги «Распутное воспитание» перекликается  с  его «Опасными связями». Это так?

ЖБДА:  В начале моя книга называлась «Потроха», то есть внутренности, кишки. И это название, которое по-французски сейчас звучит немного архаично, я взял из книги Габриэль Витткоп, которая, кстати, переведена на русский язык, и которая тоже является современным автором, хотя она и умерла в 2002 году. Я восхищаюсь творчеством этой писательницы, и ее тексты оказали на меня огромное влияние. Так что в начале я хотел назвать свой роман «Потроха». Но издатель сказал мне, что такое название плохо соотносится с содержанием моей книги. Тогда я начал искать другое название, а поскольку мне всегда нравилось название романа Флобера «Воспитание чувств», я выбрал название, которое ассоциируется с ним. Хотя одновременно названием «Распутное воспитание» я хотел подчеркнуть еще и связь моего романа с романами воспитания 18 века.

МК:  Главный герой вашего романа для достижения  успеха в обществе не останавливается ни перед чем. Почему вы заставили его потерпеть крах, когда он был так близок к цели?

ЖБДА:  Сначала я хотел завершить свое повествование апофеозом торжества Гаспара. Примерно так же, как в книге Мопассана «Милый друг», где главный герой по имени Дюруа все же сумел возвыситься над парижской журналистской средой 19 века. И когда я начинал работать над «Распутным воспитанием», я постоянно держал в уме этого персонажа «Милого друга». Но я хотел описать историю восхождения человека в социуме, который использовал для достижения успеха мужчин, а не женщин, как это делал главный герой романа «Милый друг». Затем я решил перенести его в 18 век, потому что эта эпоха меня по-настоящему завораживает. И по мере продвижения, в процессе письма, я постепенно пришел к выводу, что пережитое моим героем оказалось слишком сильным и жестким, чтобы он мог выйти из этой ситуации невредимым, не заплатив за все определенную цену. Поэтому его поступок, когда он сам себя искалечил, был необходим, так как этот герой изначально встал на путь саморазрушения.

МК: А вам не кажется, что, подводя своего героя к краху, вы невольно становитесь в позу обличителя?

ЖБДА:  Но он все же добивается восхождения по социальной лестнице. Однако главной идеей романа, действительно, является невозможность достижения успеха, если ты презираешь других людей и нарушаешь мораль, действуя антигуманными методами. Но вы правы, некоторые читатели уже высказывали мне претензии по поводу того, что мой текст является слишком морализаторским. Хотя это вовсе не входило в мои намерения. Изначально я собирался написать абсолютно аморальную историю, но в результате, сам того не желая, пришел к морализаторству и к утверждению нравственных ценностей, как это и происходит в романах 18 века. Конечно, книга могла закончиться и полным триумфом моего героя, но в момент написания все пошло по-другому.

И потом, это не так уж и плохо, что читатели ожидали совсем другого конца, даже если они разочарованы. Пускай они не согласны с подобной развязкой, но это ведь означает, что моя книга будит мысль и заставляет читателей переосмыслять некоторые вещи.  

МК: Стремились ли вы изобразить в своем романе современное общество?

ЖБДА:  Нет, изначально я не ставил перед собой такую задачу. Я просто рассказываю историю и создаю особый мир. В моем романе нет никаких политические идей и аллегорий. Но как молодой писатель, живущий в современной Франции, я, конечно же, в процессе письма не мог не затронуть некоторых тем, которые меня волнуют. Поэтому, я думаю, даже если это и не входило в мою основную задачу, при желании определенное сходство между Парижем 1760 года и современной Францией в моей книге все же можно обнаружить.  Я ведь не собирался сочинять исторический роман или создавать стилизацию под романы 18 века, а в первую очередь хотел подчеркнуть значение книг, которые оказали решающее значение на мое формирование. Так что с этой точки зрения мой роман, безусловно, можно воспринимать еще и как историю молодого человека 2009-2010 года.

МК: …который, ко всему прочему, является еще и гомосексуалом.  И это, вероятно, тоже одна из волнующих вас сегодня тем?

ЖБДА:  Это вообще  достаточно обширная тема. Конечно, сейчас произошли серьезные изменения в нравах. И я думаю, что сегодня мы находимся в начале сложного пути к практически полной толерантности большинства людей по этому вопросу. Безусловно, если сравнить с 1760 годом, то тут произошли значительные перемены, потому что в то время даже термина «гомосексуальность» не существовало. Да и сама сексуальность вообще переживалась несколько иначе, чем в настоящее время. Обратившись к архивным документам, можно заметить, что тогда не существовало такого радикального различия между гетеросексуальностью и гомосексуальностью. И мне всегда было интересно,  как молодой человек, который только открывает для себя мир и учится жизни, вдруг начинает чувствовать, что его привлекают мужчины – как он будет идентифицировать себя  в обществе, где полностью отсутствует для него хоть какая-то возможность сравнения. В наши дни молодой человек, ощущающий себя гомосексуалистом, может найти для себя определенные точки отсчета и ориентиры в Интернете, книгах, телевидении. Но как гомосексуальность переживалась и была возможна в том социальном контексте? Именно этот момент я попытался наиболее тщательно разобрать на примере моего персонажа Гаспара. И тут мне во многом помогла моя профессия социального работника. Поскольку по долгу службы я довольно много общался с проститутками, молодыми гомосексуалистами, бродягами. Так что многое в описании поведения Гаспара было почерпнуто мной из моей работы. Все эти чрезвычайно сложные отношения к телу и сексуальности – все это было мной самим пережито. И сегодня, во Франции 2010 года, все именно так и происходит. И это еще одна причина, по которой история с Гаспаром может быть полностью перенесена в современный Париж.

 МК: По долгу службы вы общались с проститутками, однако проституция, если не ошибаюсь, сейчас во Франции находится под запретом…

ЖБДА:  Никаких борделей больше не существуют, во всяком случае законным образом. Но проституция продолжает существовать, причем в условиях постоянного риска и насилия, особенно это касается мужской проституции.  Сейчас власти всерьез вознамерились очистить город от проституции, поэтому проститутки в значительно степени были вытеснены из различных мест Парижа в Булонский лес. Но почему-то никто не думает о том, что в случае насилия, скажем, гораздо больше шансов для взаимопомощи эти люди имеют, если они находятся на одной улице, а не в Булонском лесу, где они разрозненны, и поэтому на них проще нападать. А поскольку проституция все равно продолжает существовать, то все эти меры — не более, чем лицемерие со стороны политиков и городских властей. Проституция никуда не делась, но те, кто ею занимается, стали подвергать себя еще большему риску.

МК: Несмотряна свою молодость, вы довольно много пишете о смерти и болезнях. Меня, например, это немного удивляет…

ЖБДА:  Это довольно сложный вопрос. Не знаю, удалось ли мне существенно продвинуться на жизненном и творческом пути. Но на меня всегда очень сильно действовали смерть и болезнь. Возможно, тот факт, что я гомосексуалист и вырос в те годы, когда всюду был СПИД, как-то повлиял на мое восприятие действительности. Сколько я себя помню, одной из главных отправных точек, связанных с гомосексуальностью, неизбежно считалась болезнь. Казалось, что невозможно быть гомосексуалистом и остаться не затронутым болезнью, СПИДом. Так что, думаю, это сильно сказалось на моем формировании как писателя. И именно эти темы мне и хочется в первую очередь исследовать в своем творчестве.

МК:  А как вы относитесь к легализации гомосексуальных браков, которая сейчас активно обсуждается во французской прессе?

ЖБДА:  Я могу лишь высказать вам свое личное мнение по этому поводу, не претендуя на объективность.  Я за то, чтобы гомосексуалисты имели абсолютно равные права с гетеросексуалами, включая право на брак и усыновление детей. Хотя лично мне это ни к чему, поскольку я сам вообще не собираюсь когда-либо заключать подобный брак. Просто я понимаю, что есть люди, которые могут этого желать, и поэтому считаю нормальным, чтобы им было предоставлено такое право.

МК: О чем будет ваш следующий роман?

ЖБДА:  : Недавно я закончил второй роман, который не так давно вышел в издательстве Галлимар. Там события разворачиваются в наши дни в портовом городе на юге Франции. Я описываю один день из жизни семьи итальянских эмигрантов, отслеживаю, что делает каждый член семьи в течение дня. Это самый обычный день. И в ходе такого дня, в потоке разных мыслей я пытаюсь воссоздать всю историю этой семьи. То есть этот роман совсем не похож на первый, хотя некоторые темы все же пересекаются с «Распутным воспитанием».

МК: Удается ли вам сейчас зарабатывать на жизнь литературой или же приходится заниматься чем-то еще?

ЖБДА:  В настоящее время  я живу литературой. Однако не думаю, что это может долго продлиться. Я отдаю себе отчет в том, что в судьбе писателя бывает много взлетов и падений. Мне повезло с моим первым текстом, это был взлет, и я получил некоторую известность, которая дала мне возможность заняться исключительно литературой. Но я понимаю, что в любой момент мне придется вернуться к своей прежней работе, чтобы зарабатывать на жизнь. Однако мой профессиональный опыт в чем-то не менее важен для меня, так как он подпитывает мое литературное творчество.

Радио «Свобода», 14 октября 2010

 

Вернуться на страницу «за Границей»