ЕВГЕНИЙ ДОЛМАТОВСКИЙ
Казалось, время мрамором одето.
Светилось все. Не знало небо тьмы.
Прозрачной ночью,
Белой ночью лета
На Черной Речке побывали мы.
: Его убили на опушке леса.
Аэродром раскинул крылья тут.
В молочном небе,
В тишине белесой
Торжественно спускался парашют.
Здесь рухнул Пушкин от наемной пули,
Еще привстал,
Прищурив левый глаз:
К нему деревья ветками тянулись
Он не успел позвать на помощь нас.
Матросы из Кронштадта
Шли, как волны,
На мир, который Пушкина убил.
Прошло столетье.
Наш товарищ вольный
С тунгусами теперь заговорил.
С вселенной,
С нами:
Этой ночью странной
Никто уйти от памяти не мог.
Мы вздрогнули,
Когда из рек туманных
С шоссе позвал задумчивый гудок.
И в город понеслись автомобили.
По Кировскому:
Вспомнилось тогда,
Что мы Татьяну Ларину любили,
Как девочку, в недавние года;
Что нас в боях овеяло стихами,
Огнем его бессмертья,
Потому
Встал Пушкин рядом с нашими вождями
И наше счастье — родина ему.
Он долго ждал, чтоб сделаться счастливым.
Теперь
Сосредоточенны, тихи,
Районные партийные активы
До ночи слушают его стихи,
А после — прения.
На ЦАГИ иль на ГАЗе
Встает парнишка
С яростью в крови
Он говорит о бурных днях Кавказа,
О Шиллере, о Славе*(см. Ярослав Могутин, стр.23 ), о любви.
С актива он приходит в пол второго,
Чай кипятит. И пишет о себе,
О времени.
Его простое слово
Уже готово к золотой судьбе.
Однажды утром
Он встает устало
И понимает, что к нему пришло
Все то, что в горле многих клокотало,
Но выбиться наружу не могло.
И я хочу, как он своею песней,
Поднять знамена дружбы и тревог,
Ведь он мой друг, соперник и ровесник,
Быть может, чем и я ему помог.
1937