Пресса

Бимбуту вместо Бикомимбо

100% размер текста
+

 Павел Соболев

Франсуа Жибо
„Не все так безоблачно“
Тверь, „KOLONNA Publications“ / „Митин Журнал“ 2005

Франсуа Жибо, самый компетентный в современном человечестве биограф Селина, впервые счел разумным опубликовать свою прозу в 65-летнем возрасте, когда в 1997-ом году издал свой роман „Китайцам и собакам вход воспрещен“. В 2005-ом году во Франции вышел в свет второй роман Жибо „Un Nuage Apres L’Autre“. Комментируя тему своего очень „позднего“ прихода в художественную литературу, Жибо отвергает предположения о том, что причиной долгого „воздержания“ от вынесения на суд общественности своих прозаических текстов могло быть нежелание подвергаться риску существенно осложнить себе жизнь, как часто происходило со многими выдающимися литераторами, публикация книг которых принесла их авторам наряду со славой и массу неприятностей. Жибо, автору монументального труда о Селине, отлично известен наиболее ярко описывающий подобную ситуацию случай… Франсуа Жибо ничего не стоит признаться в том, что у нет и близкого по масштабам к селиновскому писательского таланта, в силу чего у него нет и никаких оснований подозревать свои романы в способности спровоцировать по отношению к их сочинителю разнообразные преследования. Ну, если биограф Селина настолько мудр, что при написании художественных произведений не соотносит калибр своего дарования с селиновским, эта мудрость не позволяет никому подозревать у него манию величия в тех случаях, когда он, занимаясь все тем же, соотносит сегменты своей и селиновской биографий.

Приключения Бардамю в африканской колонии Брагамансе заняли в „Путешествии на край ночи“ примерно пятьдесят страниц, то есть составили где-то почти 1/10 от общего объема первого романа Селина. Франсуа Жибо рассказал историю пребывания в Африке своего вероятного альтерэгового героя Жерминаля на количестве страниц в 2 раза большем, то есть на порядка ста, но из этого получился целый роман, что среди прочего свидетельствует и о том, что за почти три четверти века, разделяющие даты создания этих книг, требования к текстам, претендующим на право называться романом, существенно либерализировались. Что же до периода, который разделяет уже не время написания „Путешествия“ и новой книги Франсуа Жибо, а время действия в них, то, по всей вероятности (так можно рассуждать, если не поддаваться соблазну засчитать книгу Жибо за фантастическую, а потому — „вневременную“), он поскромнее 75-летнего, хотя и очевидным образом зашкаливает за полувековой. Бардамю когда-то прибыл в Бикомимбо надсматривать за плантациями, Жерминаль же добрался до Бимбуту, чтобы директорствовать на заводе, однако жизнь последнего оказалась в Африке значительно обустроеннее не только в силу обладания им более высоким социальным статусом, но и потому, что за десятилетия, разделившие мировые войны, и еще по меньшей мере одно, последовавшее за второй из них, благодаря как естественной эволюции, так и цивилизаторским миссиям белого человека, в дремучих районах „черного континента“ условия существования стали значительно менее непереносимыми. Кондиционер, холодильник, бассейн, водопровод, канализация… Эти слова и понятия для Бардамю в Бамбола-Брагамансе могли служить исключительно для описания галлюцинаций. И хотя супруга Жерминаля Флер отказывается от большинства благ достигшей Бимбуту цивилизации в пользу максимально приближенного к первобытному образа жизни, аскетизм как свободный выбор всегда бывает несказанно менее тягостен, чем аскетизм вынужденный.

А вот что со времен африканского трипа Бардамю ко временам управления металлоломоперерабатывающим предприятием Жерминалем в этих широтах не изменилось, так это то, что любая коммерческая деятельность колонизаторов там по-прежнему нуждалась в милитаристском суппортировании. Лейтенантом Граббиа для Жерминаля становится капитан Персепуаль.
 Свое литературное творчество Франсуа Жибо не считает располагающим к порождению в социуме потрясений, а вот в качестве адвоката ему многократно приходилось выступать на процессах, вызывавших к себе в массах пристальный и напряженный интерес. Случалось и так, что Жибо сам инициировал такие процессы – как, например, в случае, когда Франсуа Жибо подал иск против игнорировавших волю вдовы Селина издателей его памфлетов, после чего Жибо получал письма с угрозами. Кроме того, Франсуа Жибо имеет во франкофонском мире широчайшую известность как адвокат, защищавший императора Бокассу, алжирских террористов и бордоских анархистов; словом, этот человек никак не мог обратиться к литераторству в погоне за известностью или никогда не ведомым ранее признанием. Между тем, учитывая те обстоятельства, что вне франкофонского мира информации о блестящих правозащитных подвигах Жибо мало, что биография Селина, написанная Жибо, по-русски пока не издавалась, что вышедшие по-русски два его романа можно назвать замечательной литературой, но никак нельзя – выдающейся, я в отношении своего сознания могу сказать, что в нем Франсуа Жибо предстает наиболее удачно состоявшимся не как адвокат, биограф или романист, а как… персонаж романа другого писателя – речь идет о книге „Домик в Буа-Коломб“ Маруси Климовой, благодаря переводческому труду которой и состоялось знакомство русскоязычного читателя с прозой Франсуа Жибо (теперь оба его романа вышли в России под одной обложкой, хотя „Китайцам…“ был впервые издан в Петербурге еще 7 лет назад крохотным тиражом). Знакомство же „русскоязычного читателя“ с самим Жибо могло состояться именно при погружении во вторую часть знаменитой трилогии его доброй петербуржской знакомой. Сформировавшиеся у одного человека при знакомстве с другим человеком впечатления об этом другом часто оказываются самыми устойчивыми из тех, что этот другой у того первого вообще породит (можно распространить это наблюдение и на „заочные“ знакомства); поэтому я думаю, что чтобы мне ни довелось узнать в будущем еще о многогранной личности Жибо, это новое знание не будет ярче того образа, что мое сознание однажды за ним закрепило, зафиксировав в себе лысого человека в красных плавках, изображающего в бассейне кита, человека за рулем грязного „BMW“, знающего цены на юных проститутов в Булонском лесу.

Выдающийся петербуржский художник Тимур Новиков однажды сказал, что величайшей своей удачей в жизни считает свой образ в романе Маруси Климовой „Белокурые бестии“. Мне кажется, что у Франсуа Жибо есть все основания сказать примерно то же самое применительно к себе в связи с романом „Домик в Буа-Коломб“. Впрочем, совсем другое мнение могут (или могли) иметь по этому поводу сам Жибо, Жан Бедель Бокасса, Аит Ахмед или даже директор ГМЗ „Павловск“.

21 дек, 2008

Вернуться на страницу «Пресса»