Владимир Кирсанов
(рецензия на книгу: «Моя история руской литературы«)
 |
 Маруся Климова |
Маруся Климова долго ждала своего Белинского, своего критика, который бы уже на пятой (первые четыре у нас по госту приходятся на афишу и форзац) странице воскликнул — «Новый Селин явился!». …И тут же закрыл ее литературный труд.
…Но не дождалась и решила сама стать своим Белинским — обозреть из самой глубины души своей русскую литературу. С любовью и трепетом, с иронией и злобной дрожью описать — с первой до последней страницы. А то ведь как принято у нынешних критиков… Тех самых, которые уже давно не Белинские — от чахотки и голода вянуть не хотят. Хотят цвести в красках глянцевых — оттого употребляют в неделю по две, три книги. А Марусе Климовой подавай о себе не два абзаца с тремя запятыми, а целую многострадальную историю литературной болезни с подклеенными листочками разноцветными в пухлую тетрадь.
«Моя история русской литературы» — это такой дневник легкого недомогания, который испытывает Маруся Климова с тех самых пор, когда она звалась Татьяной в четвертом классе средней советской школы. Ведь для того, чтобы знать русскую литературу, ею нужно непременно заболеть. Причем, от каждого из классиков торопишься подцепить какой-нибудь оригинальный недуг. И после Пушкина к достоевщине не вырабатывается иммунитета.
«Моя история русской литературы» — смелый жест в современной литературной жизни, который уже никто и никогда не сможет себе позволить. Написать историю русской литературы, избавляясь от спуда личного писательского опыта, написать даме вида академического, стиля поведения аристократического, да еще переводчице Селина, всю жизнь тайно влюбленной в Дантеса и Мартынова. Все это может быть только один-единственный раз… За Марусей Климовой в этом жанре навсегда останется первенство.
А что оставалось от текста в восприятии обычного обывателя?
…Школьные учебники литературы как-то влияли на самую суть быта граждан с красными паспортинами.
Советского обывателя бросали в литературу в юную школьную пору, как Му-му с камнем на шее. И из этого темного омута, в котором совершенно ничего не понятно, начинают выныривать на закате жизни. Далекими воспоминаниями всплывают в сознании отрывки вызубренных Фетов и Лермонтовых. С легким внутренним удивлением и внешней воспитательной бравадой блистают обыватели кусками текстов, явившимися из отдаленных подвалов памяти, перед своими внуками и правнуками. Но ведь все это как-то отражается в жизни, как у Маруси — это и есть та самая «история русской литературы» — твоя, моя, своя — Маруси Климовой.
Кому-то захочется долго спорить с Марусей Климовой и защищать обиженных классиков. А на самом деле выгораживать себя, свои тайные комплексы, которые зашевелились у каждого в уникальном — самом больном месте.
Наверное, современные писатели, которые раз в неделю читают и сочиняют в «Литературную газету» образца начала 2005 года, должны очень ненавидеть Марусю Климову. Потому что после Маруси Климовой современному литератору больше никогда нельзя успокоиться и обрести свое громкое писательское имя. Быть писателем после Маруси Климовой до невозможности неприлично. Просто стыдно…
Словно легким взмахом изящной кисти прилежной ученицы, Маруся Климова стерла со школьной доски тему урока, которой на этот раз оказалась вся русская литература.
25 февраля 2005 года
http://az.gay.ru/articles/reviews/mklimova_2005.html