Публикации

Год без Тимура

100% размер текста
+

Маруся Климова

Ровно год назад не стало Тимура Новикова. Мне уже приходилось писать об этом и теперь остается только еще раз констатировать этот свершившийся и непоправимый факт. Так получилось, что похороны Тимура совпали с празднованием Дня города, которое одновременно стало и генеральной репетицией надвигающегося 300-летия, отчего в центре города скопилось огромное количество народа, и машине с гробом от церкви на Конюшенной площади, где его отпевали, до Смоленского кладбища, где он был похоронен, пришлось проделать довольно большой крюк. Смешно говорить о каких-то банальных символических совпадениях, но Тимур всегда был патриотом Петербурга, что, впрочем, тоже не так уж и важно — куда важнее то, что Тимур сам был и остается ключевой и символической фигурой петербургского искусства конца 80-х и 90-х годов.

А что, собственно, значат эти немного высокопарные слова, которые я так всегда не любила и которые, возможно, кому-то даже как-то странно слышать из моих уст? Да хотя бы то, что прошедший год, «год без Тимура», убедил меня в том, что его похороны стали еще и такой, возможно, последней питерской «тусовкой», на которой лично мне было не зазорно показаться…

Приведенное ниже интервью с Тимуром Новиковым было сделано мной для “Независимой газеты” в 1998-м, юбилейном для Тимура году, накануне его сорокалетия и двадцатилетия его творческой деятельности. В это время Тимур был уже неизлечимо болен и полностью потерял зрение. Интервью было приурочено к открытию его персональной выставки в московской галерее “Айдан” и ретроспективе его работ в Русском музее. Этот текст интересен еще и тем, что в газете тогда появился несколько видоизмененный и отредактированный вариант, а здесь он представлен в своем первозданном виде.

Тимур Новиков

МК. Тимур, вы начинали как авангардист. Почему вы решили вернуться к академическому стилю и даже основали «Новую академию»?

ТН. После глубокого изучения состояния современного искусства я пришел к выводу, что сейчас гораздо актуальнее заниматься сохранением классического искусства. Этим больше никто не занимается. Я чувствую себя экологом, который бросил все и устремился на спасение природы и искусства.

МК. Значит, вы намереваетесь таким образом возродить культуру?

ТН. Я вам скажу, может быть, еретическую с точки зрения современной политкорректности мысль, но дело в том, что классическое искусство не было столь плохо, чтобы окончательно от него отказаться. В Европе музеи классического искусства до сих пор посещаются гораздо больше, чем музеи современного искусства. Когда, казалось бы, современное искусство должно быть более актуально, привлекать больше молодежи… Нет, ничего подобного! В музеи с классическим искусством стоят очереди, а музеи современного искусства блещут своими пустыми пространствами, народ в них собирается как правило только на вернисаж – подвыпившая публика, пришедшая поздравить своего другана-художника. А такие посетители, как правило, вообще не смотрят на произведения искусства, которые там выставлены, а просто болтают друг с другом и напиваются. После крушения «железного занавеса», начиная с 1988 года, я стал разъезжать по Европе и буквально в первые же годы обнаружил эту чудовищную дисгармонию, диспропорцию в современной европейской цивилизации. Я обнаружил, что в современных Академиях художеств вообще уже не учат рисовать, в Венской академии художеств запретили рисовать масляными красками, мотивируя это тем, что они пахнут, и в классе масляной живописи поставили компьютеры, принтеры, мониторы и другие электронные прибамбасы для создания современных электронных картин. В Берлинской академии художеств нет ни одного античного слепка, традиционное рисование слепков уже там невозможно. В Парижской Академи де Боз Ар я однажды наблюдал следующую сцену: прекрасный огромный зал, напоминающий наше Мухинское училище, где стоят античные статуи, а молодой художник сидит на полу и, наподобие Кая, героя сказки «Снежная королева», который из кусочков льда складывал некоторую картину, а сердце у него было заморожено, он, не обращая внимания на прекрасные статуи, лепит какую-то инсталляцию, прости Господи, окурков, мусора, смятых ведер, разлитой краски, создает нечто, похожее на кучу мусора посреди этого прекрасного зала. Ясно, что как только придут уборщики, они все это выкинут, как мусор, не подумав о том, что это имеет какое-то отношение к прекрасному. И в таком состоянии находится большинство современных художественных европейских институций. Я какое-то время учился в Парижском институте пластических искусств, который от пластических искусств, к большому сожалению, ничего не унаследовал. Преподаватель наш, бывший директор Центра Помпиду, господин Пантюс-Хультэн работал какое-то время в музее современного искусства в Стокгольме, организовывал выставку «Москва-Париж» в 80-е годы, естественно, он учил нас на образцах типа Татлина, Малевича, Марселя Дюшана и других художников, которых он крайне уважает.

Но, конечно же, о классической эстетике он даже и не задумывается. И, вернувшись на родину, мы тут же стали создавать Новую Академию Изящных Искусств, возрождать начала классической эстетики, изучать корни нашей классики, восходящие к первой Академии, которая была основана еще Платоном в 1 тысячелетии до нашей эры. В 1989 году мы произвели первую выставку неоакадемизма, в будущем году нашему движению исполнится уже десять лет, и за это время мы успели достичь многого. Во-первых, мы уже создали «треножник Аполлона» – европейскую систему, состоящую из трех центров: Берлин, Вена и Петербург, где молодые художники, и их старшие товарищи начали бороться с тлетворным влиянием модернизма. Неоклассицизм в России стал уже активно проникать в Москву, и многие московские художники в течение последнего десятилетия отказались от господствовавшего до последнего времени в Москве концептуализма или радикализма в пользу классической эстетики. Я могу назвать десятки имен московских художников, которые постепенно отказываются от модернизма в пользу классицизма. Родилось это явление в Петербурге, но Петербург, как всегда, делится своими находками со всем миром.

Я вообще большой патриот города Петербурга и сторонник петербургской культуры, так как считаю, что именно этот город символизирует собой вершину европейской цивилизации, он возник триста лет назад в период максимального эстетического расцвета европейской цивилизации и объединил европейскую высокую эстетику с глубоким внутренним российским содержанием. Европейцы к середине 18 века уже утратили внутренний стержень духовности, у них уже началось духовное разложение, в России же наоборот, эстетика стояла на более низкой ступени по отношению к духовности. Здесь люди были столь духовны, что часто пренебрегали внешней формой. Петр 1 объединил эстетику и внутреннее духовное содержание. Поэтому Петербург является тем самым прекрасным примером соединения высоты духовной и высоты эстетической. И является примером наследия древнего храма, храма Соломонова, который высокую иудейскую духовность совмещал с прекрасной внешней эллинской формой.

МК. Однако, само слово «академизм» является чуть ли не синонимом чего-то рутинного, неактуального…

ТН. Я думаю, этот сдвиг в сознании у нас произошел во времена «передвижников», которые первыми предали идеалы академизма. Именно они в свое время отказались писать картину «Пир в Валгалле», поддавшись существовавшим в то время в России антивагнерианским настроениям. То есть возвышенные сюжеты русской истории их не устроили, они предпочитали воплощать в своих картинах мерзости жизни, создавая картины вроде «Кочегаров» Ярошенко, «Тройки» Перова. Помните этих пьяных гитаристов, мужичков с бутылками, крестный ход с пьяными священниками? В целом, их творчество носило глумливый характер. И хотя стилистически наследие передвижников перенял соцреализм, зато их социально негативный пафос позаимствовал уже соц-арт. Вот этот соцартистский момент в передвижничестве очень далек от сути академического искусства. И сама Академия, начиная с бунта этих выскочек, отступает от идеалов прекрасного, которому призвана была служить.

МК. Но и во Франции, например, в девятнадцатом веке новые течения в искусстве тоже вступают в конфликт с академизмом…

ТН. Извините меня, но французские революционеры, помимо того, что отделили церковь от государства, разгромили соборы, надругались над мощами святых, устроили демонстрацию проституток с обнаженными сиськами, первым делом еще закрыли Королевскую Академию художеств, которая была восстановлена только при Наполеоне.

Вся европейская цивилизация, в свое время, основываясь на прекрасных идеалах греческой культуры, создала великолепную классическую эстетику, которая стала бурно воздействовать как удобрение на цивилизацию. Александр Македонский для греков захватил даже Индию, создал гигантскую империю. Античное искусство во времена завоевания Македонского оказало очень сильное влияние на эстетику Индии. Статуи Будды приобрели антропоморфные формы, появилась полированная поверхность, идеальные пропорции, то есть Будды стали красивыми. Затем древние римляне переняли классическую эстетику и создали гигантскую древне-римскую империю. Когда древние римляне стали использовать не только античную эстетику, то эстетика Древнего Рима стала напоминать эстетику постмодернизма, где всего намешано в огромном количестве. Культ Изиды проник в Древний Рим, культ Кибеллы, Атиса, многих других восточных богов, которых Древний Рим вобрал в себя наравне с античной греческой эстетикой. Это и привело к крушению Римской империи. Потом в Европе долгое время была эпоха «застоя», в ходе которой, с одной стороны, Европа укреплялась, а с другой, развивалась медленно. Бурное развитие началось только в эпоху Возрождения, когда европейцы опять обратились к ценностям античной классической эстетики. Эта была эпоха великих открытий, роста культуры, искусства, живописи, скульптуры, архитектуры. Европа начинает не только бурно развиваться, но становится образцом для развития всей остальной мировой цивилизации и начинает доминировать во всем мире. Постепенно европейская цивилизация становится образчиком для развития всей остальной мировой цивилизации, но… В конце 19 века начинается активное внедрение в Европу эстетики разных стран, моды на экзотику, и постепенно начинается отказ от классической эстетики в угоду другим эстетикам. И что же происходит? Во Франции начинается расцвет эстетики культа вуду, африканской эстетики, африканские маски заполняют мастерские и студии художников, таких как Пикассо, Леже, Андре Бретон, Матисс, Гийом Аполлинер, которые начинают поклоняться этому африканскому искусству как неким новым эталонам красоты. Тот же Ван Гог, например, преклонялся перед японским искусством и так далее. Таким образом, на европейскую культуру начинает сильно влиять этот экзотический фактор, и европейцы постепенно отказываются от своих ценностей. Британская империя, например, была построена людьми, говорившими на латыни, греческом и других классических языках, а как только они отказались от классического образования, Британская империя начала разрушаться. Более того, колониальная политика обращается в свою противоположность — теперь уже жители колоний приезжают в Европу и начинают активно влиять своей культурой на европейскую цивилизацию. И в настоящее время где-нибудь под Брюсселем можно увидеть африканскую деревню, где люди обрабатывают примитивными орудиями труда сельскохозяйственные продукты, носят свою национальную одежду. Есть индийский район в Лондоне, турецкий район в Берлине. В любом крупном европейском городе сейчас присутствуют островки Индии, Африки, арабских цивилизаций, которые постепенно через джаз, рок-н-ролльную музыку поглощают и вытесняют классическую музыку. Европейцы, слушая негармоническую музыку, основанную на ритмах Африки, забывают о том, что ученые уже давно установили, что классическая музыка даже на растения воздействует как удобрение. Возьмите три растения: одно у вас будет расти просто без музыки, второе – под классическую музыку, а третье – под рок-н-ролл или техно — в конце концов, вы обнаружите, что первое у вас будет расти средне, второе – лучше и быстрее, а третье моментально зачахнет.

МК. Не кажется ли вам, что логичным продолжением подобных эстетических воззрений будет политический расизм?

Маруся Климова и Тимур Новиков,
Тимур Новиков и
Маруся Климова

ТН. Речь идет не о смешении рас, а о смешении эстетик. Прекрасная эстетика основана на прекрасных формах человеческого тела, вне зависимости от его национальности. Если пятиборец будет негром, то его тело тоже будет прекрасно и физически развито. И вы по телу этого негра можете вымерять прекрасные эстетические пропорции, оно будет прекрасно гармонически сложено. Это законы природы. Дело в том, что открытое в античные времена золотое сечение присутствует даже в растениях. Вы знаете, что у стебля пшеницы есть такие сочленения, и они относятся друг к другу в форме золотого сечения. Гармония присутствует в природе. Другое дело, что существуют высоко развитые и слабо развитые цивилизации. Цивилизация людоедов на каком-нибудь острове может быть естественна, но она не развита. Они могут поклоняться своим собственным испражнениям, например, в определенных племенах существует культ кала, культ съеденных предков. То есть скончавшегося предка съедают, а его обглоданным косточкам потомки, после того как его съели, поклоняются. Конечно, можно эти принципы перенести и в Европу.

МК. Но Гитлер, например, тоже хотел возродить античные идеалы…

ТН. Гитлер занимал крайне правильную эстетическую позицию. Политически он совершил немало ошибок, а эстетически Гитлер был абсолютно прав. Если бы вы посетили организованную им в тридцатые годы выставку «Дегенеративное искусство», где рядом с кубистскими скульптурами и авангардными картинами были выставлены портреты дегенератов, я думаю, что вы бы абсолютно согласились с его эстетическими выкладками. Он выступал против картин, изображающих человека уродом. Вероятно, именно поэтому достижения эстетики времен Третьего Рейха до сих пор действуют на людей завораживающе. Я думаю, что фильм «17 мгновений весны» популярен не только из-за прекрасной игры актера Тихонова, многие женщины признавались мне, что мужчины им гораздо больше нравятся в черной фашистской форме. Тот же автомобиль «Фольксваген», созданный по проекту Гитлера, был популярен в Европе до недавнего времени, и сейчас снова входит в моду дизайн этого автомобиля. Музыка композитора Карла Орфа, написавшего в 1937 году «Кармина Бурана» и получившего за эту музыку ряд премий от Гитлера, теперь звучит в голливудских фильмах типа «Индианы Джонса». Статуи Арно Брекера украшали многие стадионы в Германии до недавнего времени. Когда Арнольд Шварценеггер, занимаясь на стадионе в Мюнхене гимнастикой, увидел скульптуры Арно Брекера, то он воскликнул: «Как жаль, что сейчас нет ни одного скульптора, который мог бы воплотить достижения современного бодибилдинга!»

МК. Значит, вас не смущает, что вас порой обвиняют чуть ли не в фашизме?

ТН. Меня постоянно в чем-то обвиняют, в том числе и в фашизме, но это вовсе не значит, что я фашист. Например, нашу газету «Художественная воля» за использование национального русского орнамента обвинили в национализме, причем в газете под названием «Русский телеграф». На что я им ответил, что название «Русский телеграф» вообще в наше время некорректно, так как эта газета российская, но называется она не «российский телеграф», а «русский телеграф». Так что в фашизме можно обвинить кого угодно.
Вообще, я считаю, что национализм ничего общего с классической эстетикой не имеет, потому что классическая эстетика прекрасно развивалась и в Греции, и в Италии, и в Германии, и во Франции, и в России, как у норманнов, так и у саксонцев, как у славян, так и у остготтов…

Основы классического – это ордер, что переводится на русский язык как порядок. Так вот, ордер бывает коринфский, дорический, ионический и так далее. И второй храм Соломона в Иерусалиме, основная ценность иудейской цивилизации, как пишет иудейский историк Иосиф Флавий, был «богато украшен коринфской капителью». Классический коринфский ордер украшал храм Соломона. Поэтому никакой дисгармонии между иудейским и эллинистическим началами не существует. Это было придумано Ницше и развито впоследствии национал-социалистами, которые стремились к созданию своей националистической теории и к укреплению германского духа. Но в России, когда мы видим украшенный коринфской капителью наш Казанский собор в Петербурге, то он символизирует для нас единство византийской и римской эстетики. Он хранил в себе важнейшие ценности православия: мощи святого Серафима Саровского, икону Казанской Божьей матери, в то же время он построен как католический собор Святого Петра в Риме. Таким образом, православие прекрасно гармонирует с античной классической римской эстетикой. А в Москве существовали монастыри, построенные в мавританском стиле, но это вовсе не значит, что мусульманская эстетика мешала православию наполнить эти сооружения своим содержанием.

МК. Однако, вы, наверное, знаете, что язычество Древней Греции, как правило, противопоставляется христианской Византии. В том числе и на эстетическом уровне они противостоят друг другу как мир прямой и обратной перспективы. Об этом писал, например, Флоренский…

ТН. Ничего подобного. Это постмодернистские искусствоведы за двадцатый век напридумывали столько всяких нелепостей, бреда, обмана, с помощью которого затуманили мозги современного человека, который почему-то думает, что византийская эстетика находится в конфликте с классической. Византийская эстетика является законной наследницей классической эстетики. Дело в том, что академия Платона существовала тысячу лет и закрылась только с появлением Византийской империи. Ее наследие восприняли неоплатоники. Первая новая академия открылась в Византии.

Что касается Флоренского, то это, безусловно, модернистский искусствовед. Он, как известно, сотрудничал с группой «Маковец», в которую входили последователи художника Ларионова: Жегин, Чекрыгин, Романович. А поскольку я был знаком со многими из этих людей, когда они еще были живы, был знаком с их вдовами, наследниками, изучал культуру «Маковца», я знаю, что именно Флоренский был идейным вождем и вдохновителем журнала «Маковец».
На самом деле, обратная перспектива встречается еще в помпейских фресках, если внимательно в них вглядеться.

МК. Однако, в XX веке тяга к академизму, как правило, ассоциируется в массовом сознании с тоталитарным государственным устройством, в то время как свобода самовыражения стала чуть ли не символом политической свободы и демократии.

ТН. Это неверно. Никому ведь и в голову не придет обвинять в тоталитаризме американское предвоенное искусство, ну и тем более государство. А перед Второй мировой войной в Америке не существовало не то чтобы авангардизма, но даже и намеков на какие-то подвижки в сторону импрессионизма. Они воспринимались там как чудовищная ересь. С этой точки зрения ситуация в советском искусстве в тридцатые годы была куда более свободной и воздушной, чем в американском. В Америке господствовало тяжеловесное искусство: рисунки типа Нормана Рокуэлла и т.п. не говоря уже об американской тоталитарной архитектуре, о небоскребах. Достаточно вспомнить Эмпайр Стейт Билдинг или монумент Аврааму Линкольну. Крайне агрессивные и зловещие сооружения, подавляющие человека своими гигантскими, не имеющими аналогов в мире размерами.

МК. И все-таки, вам не кажется, что в сознании тех, кто вас знал и знает теперь, вы все равно остаетесь одной из ключевых фигур питерского авангарда?

ТН. Пусть так. Это слово «авангард» означает «впереди идущий». Возрождение классического искусства, на мой взгляд, и является самым передовым занятием для молодых художников, для людей передового сознания. Ведь «Гринписовцев» за то, что они пытаются спасти нашу природу, никто не записывает в арьергард. Они зеленые и находятся в авангарде движения. Хотя, в первую очередь, являются злостными консерваторами, когда мешают прогрессу. А еще Малевич говорил, что мы должны остановить прогресс. Прогресс в настоящий момент угрожает существованию самой жизни человечества как форме. Мы, люди, существуем не благодаря прогрессу, а вопреки ему. То есть мы преодолеваем этот мутогенный фонд цивилизации, хотя и с большим трудом, но возможностью преодолевать все эти негативные элементы, разлагающие человека, человек располагает все меньше и меньше. Он все меньше способен бороться с негативными элементами развития человечества: выхлопными газами, разрушением озонового слоя, отравлением источников вод и так далее.

И вообще, не следовало бы рассматривать историю искусства с точки зрения «авангард – неавангард». Ведь процессы в искусстве очень разнообразны, как и процессы в теле человека. У человека может развиваться грипп, и одновременно грибковое поражение ногтей. А одновременно может еще и язва в желудке развиваться. То же самое и в искусстве. Существуют самые разнообразные процессы, которые происходят в теле культуры. Эти процессы очень сложно описать в простейших словосочетаниях типа «авангард – традиционализм».

МК. А вас не смущает, что, несмотря на все эти глубокомысленные теории, несмотря на то, что художники Академии тратят много сил и материала, создавая монументальные академические полотна, все это, как правило, воспринимается окружающими как шутка, как стеб?

ТН. Есть такое выражение: «Покажи дураку палец, он рассмеется.» Смеяться над человеком, который упал и сломал себе ногу, тоже можно, такие люди существуют. Если кому-то то, что мы делаем, кажется смешным, очень сложно запретить ему смеяться. Тем более что мы живем в эпоху постмодернизма, когда повсюду культивируется ирония, сарказм и другие далеко не самые благородные чувства. В наше время эта американская улыбка с обнаженными зубами как бы пронзила цивилизацию. В то время как в древности считалось, что зубы показывать просто неприлично. Лично я ничего смешного в творчестве наших художников-неоакадемистов не вижу.

Тимур Петрович и Маруся
Тимур Новиков и Маруся Климова
открывают фестиваль петербургского
декаданса конца Второго Тысячелетия
«Темные ночи»

МК. В своей газете «Художественная воля» вы призвали Министерство культуры выставить на венецианской бьеннале работы государственных художников Российской Федерации: Андрияки, Присекина, Шилова и так далее. Они откликнулись на ваше предложение?

ТН. Министерство культуры, к сожалению, не восприняло мой призыв всерьез. Дело в том, что люди, которые сейчас работают в Министерстве культуры — я не имею в виду замечательную Наталью Леонидовну Дементьеву – но какие-то люди все-таки не хотели выставить работы Ильи Глазунова, Шилова, Церетели, Клыкова и других скульпторов и художников, украшающих кремлевские дворцы сейчас, хотя именно подобная выставка вызвала бы наибольший интерес мировой общественности, потому что Запад просто пичкают работами Кабакова, рассказывают, что это и есть русское современное искусство! Мы все знаем о том, что в России есть Кулик, но в то же время наши русские люди гораздо больше любят творчество, скажем, того же Шилова! И если бы в Москве открылся музей Кулика, то в него, может быть, и была бы очередь, но это было бы, скорее, интересом к какой-то сексуальной патологии, чем интересом к высокому искусству.

МК. Что такое «государственное искусство» и что такое быть «государственным художником» сегодня?

ТН. В настоящий момент говорят, что у государства пока нет своей идеологии. Но эстетика нашего государства уже сформировалась. Эту эстетику я лично называю «новый русский классицизм». С одной стороны, это крайняя государственная форма искусства под названием «классицизм», которая, собственно, развивалась как при французском абсолютизме, так и во времена сильной российской державы. Характерна она была и во времена расцвета СССР – при Сталине: расцвета не демократии, но индустрии, государственности. И поэтому сейчас, когда Москва расцветает, развивается очередная форма классицизма. Но она отличается от предыдущих форм, как и «новый русский» все-таки отличается от русского дворянина XIX века. И ампир у нас другой, и классицизм не тот. И поэтому сейчас новые русские банки любят украшать себя античными портиками, колоннами. Конечно же, этот классицизм – не тот, который был при Пуссене.

МК. Ходит довольно много разных сплетен и кривотолков по поводу болезни, в результате которой вы потеряли зрение. Что же все-таки произошло на самом деле?

ТН. Я заболел в конце 1996 года, в декабре, уже больной съездил в Нью-Йорк на открытие своей выставки в Мировом Финансовом Центре, которая была организована Государственным Русским музеем. Это был Фестиваль Петербургского Искусства в Нью-Йорке, на открытии которого выступал наш губернатор Яковлев, после чего я вернулся в Петербург, слег в больницу, и там лежал почти полгода при смерти с энцефалитным воспалением мозга. Сейчас я чувствую себя гораздо лучше.

МК. Теперь вы занимаетесь только литературной деятельностью?

ТН. Я начал эту деятельность еще до болезни, большинство своих сочинений, которые теперь постепенно издаются, я написал еще до болезни. Это теоретические искусствоведческие сочинения. Кроме того, я преподаю в своей Академии, издаю газету «Художественная воля».

МК. С какой выставкой вы приехали сейчас в Москву?

ТН. Эта выставка посвящена Российским императорам, правившим в городе Петербурге.
Она будет проходить в галерее Айдан с 10 по 18 апреля. Там будут выставлены портреты императоров, обшитые драгоценными камнями.

ТОПОС, (22/05/03)

(Итервью впервые было опубликовано в «НГ-Кулиса», апрель 1998-го года)

 

Вернуться на страницу «Публикации»