Игорь Бондарь-Терещенко
О «Моей истории русской литературы» Маруси Климовой
Желание отведать очередное скандальное литературное блюдо от Маруси Климовой появляется еще до ознакомления с ним поближе.
Помните хрестоматийный образчик городского романса начала прошлого века: «Маруся отравилась — в больницу отвезли». Что ж, отведав блюдо под названием «русская литературная классика», известная питерская писательница Маруся Климова вовсе не отравилась и не воскликнула, как героиня того самого романса: «Спасайте не спасайте, мне жизнь недорога!» Более того, со временем она даже «полюбила этого подлеца». Каким же вышел роман с литературой у профессиональной «богемистки» Климовой?
Что ж, «Моя история русской литературы» стала, по сути, самой сенсационной и неожиданной книгой последних лет в России. Климова не просто перечитывает русскую классику, а заново переписывает ее историю. Однако смысл книги не исчерпывается стремлением автора к тотальной переоценке существующих ценностей руслита — это еще и своеобразная интеллектуальная автобиография писательницы, в которой факты ее личной жизни переплетаются с судьбами отечественных классиков и литературных героев, а жесткие провокативные суждения — с юмором, точностью наблюдений и неподдельной искренностью.
Желание отведать очередное скандальное блюдо Климовой появляется еще до ознакомления с ним поближе. (К слову, настоящее имя прозаика, переводчика и критика Маруси Климовой, взявшей свой псевдоним еще из одного городского романса — легендарной «Мурки» («Эх, Мурка, Маруся Климова, прости любимого!») — Татьяна Кондратович.) Климова — автор нашумевших романов «Голубая кровь» (1996), «Домик в Буа-Коломб» (1998), «Белокурые Бестии» (2001), книги новелл «Морские рассказы» (2000). Одно название — «Моя история русской литературы», а также рекламные аннотации в стиле «подобных книг в России еще не было» уже призваны раздразнить аппетит у читателя. К тому же книга выглядит не литературоведческим исследованием, а вполне художественным текстом, написанным от лица Маруси Климовой, автора далеко не женских романов. И поэтому стиль ее напоминает то заикания Дмитрия Александровича Пригова в прозе, то сомнения кэролловской Алисы в ее морализаторских рассуждениях: «было, кажется, также произведение», «умер, кажется, от воспаления легких», «вроде бы его печатали, хоть я и не уверена» и т. п. А то и вовсе спотыкаешься трижды на одной странице о новорусские перлы: «короче», «бабки» и «фуфло». Словом, сию «автобиографию» руслита писал как «проживший» ее автор, так и безусловный персонаж современного литературного процесса.
Впрочем, Климову занимает не сама история русской литературы, а скорее история ее деградации. Поэтому-то и проходят перед взором возмущенного читателя любимые персонажи-классики в неприглядном виде: «зачуханный интеллигент Тютчев», «классический простачок Есенин», «Серафимович с квадратной головой», «Симонов, напоминающий пенек»… Одного лишь Игоря Северянина автор почему-то пожалела. Мол, выполнил он задачу поэта (быть недоступным), а всякие другие прозаики, призванные, по мнению Климовой, «втираться в общество, а потом всех… поливать грязью», не смогли, спасовали.
Если же попробовать отрешиться от стилистической предвзятости автора и согласиться с тем, что «нет никакого смысла пытаться отделить литературу от собственной жизни», все выглядит намного проще. Поскольку перед нами уже не история словесности, а опыт ее прочтения «рядовой советской школьницей». Тут и детство в знойной Шепетовке, где люди «целыми днями квасили, сплетничали и тихо сходили с ума», и писание писем на тот свет Маяковскому, и шатания по кладбищам то на могилу к Апухтину, то к Блоку. И дальнейшее сжигание институтского диплома с последующей работой уборщицей в кинотеатре. Что ж, Климова предлагает нам жизнь и литературу такими, как они есть — без излишних прикрас…
«Столичные новости», Киев, 21.02.2006