«Русская Гертруда Стайн», известная переводчица с французского, да и с английского понемногу перетолмачивала, Татьяна Кондратович, выступающая под прозрачным псевдонимом разбойничьей дочери Маруси Климовой, вновь дергает за бороду всех литклассиков, теперь ещё и литературоведов с критиками заодно, книжкой «Моя теория литературы».
Эту книгу, изданную питерским издательским центром «Гуманитарная академия», по праву считают продолжением скандального труда Климовой «Моя история русской литературы». Впрочем, ни истории, ни теории в общепринятом смысле в её книгах и не ночевало. А что есть?.. Присутствует позиция, замаскированная под маргинальную, обывательскую. Писательница заявляет: «…в своей книге я ничего не исследую». И ещё от Климовой: «Я всегда ощущала себя исключительно автором художественных произведений, к каковым, безусловно, относятся и «Моя теория литературы», и «Моя история литературы».
Если заинтересуетесь поискать в климовской прозе художественную литературу – флаг вам в руки. Используем для лучшего понимания «глубин» писательских проникновений Климовой конкретные примеры. Оказывается, постмодернисты были названы таковыми потому, что они сами наиболее часто, среди других непонятных слов, всяких деконструкций, симулякров и прочих, использовали словечко «постмодернизм». Вот и приросло словечко, да ещё и проросло в терминологию культуры.
Это такой «юмор сатиры» у писательницы, как припечатывают иногда российские интеллектуалы. А Климова продолжает нести насчёт того, что «постепенно слово «постмодернист» фактически стало синонимом уже полностью затертого и утратившего к тому времени свою первозданную свежесть слова «бесы». Как вам нравится сия художественность от автора? И вывод: «…За последние годы в шкуре постмодернистов успели побывать фактически все российские писатели, поэты, художники, певцы, музыканты и теоретики искусства…» Замечательно здесь – «почти все».
Такая, с позволения сказать, явлена «теория»?.. По крайней мере, «теоретик» никого не повторяет. И совсем закрыла Маруся тему, вбив гвоздь: «…Со словом «постмодернизм» закончились и девяностые годы в России».
Как известно, со смехом мы расстаемся с нашим прошлым, впрочем, это уже не из Климовой. А вот опять её глубинная мыслища, о том, что большинство «не доверяют писательскому «добру», начинают его ненавидеть». Зло же, согласно Климовой, «…абсолютно никого не колышет. Иное дело – добро! Одних оно повергает в трепет, другие пытаются его использовать, чтобы доставать и запугивать окружающих, а третьи – вроде меня – его ненавидят». Умри, лучше не скажешь! Правда, мозги у такого говорящего должны быть крепко набекрень, так ну и что же?.. А зачем эту лабуду нам втюхивают? Зачем кидают всё в один горшок: сплетни, выдумки, желтые телесюжеты?.. Чтобы опять-таки выварить нетривиальный вывод, что, дескать, «русская классическая литература к настоящему моменту полностью себя исчерпала». Друзья, а ведь это присваивание чужого, помните «доброхотов», сбрасывающих Пушкина с корабля современности. Жив, оказывается, курилка вместе с курильщицей!?
Такими парадоксами и просто откровенной ерундой, будто играя, забрасывает читательские мозги сама себе на уме Климова Маруся. Неужели не понимает, что выдаёт духовно малосъедобное? Всё прекрасно понимает, но, складывается впечатление, – писательница обдуманно придуривается. Вот она священнодействует: «…У моих читателей должно быть хорошо развито зрение, нюх, должно быть всё в порядке с реакцией. Короче, у них должны быть прекрасно развиты животные инстинкты». Особенно умиляет в вышепроцитированном «нюх». И что? И куда с этими «животными инстинктами»? А, может, зависть к славе Фридриха Ницше спать не дает? Не зря же самой объёмной в книге является, поданная вместо эпилога, глава «Так когда-то говорил Заратустра».
Климова легко отвлекается, на манер «огородами, огородами, и к Котовскому», взять, к примеру, несколько страниц отведённых рекламным акциям и её в них участию, что, конечно, никакого отношения к литературе не имеет. Опять-таки она с завидным упорством возвращается к случаям из жизни французских писателей, любимых и почитаемых ею Жану Жене и Луи-Фердинанду Селину. Как всегда у неё вывод тут как тут алмазится: «…Чем возвышеннее писатель, тем противоестественней и комичней он выглядит. И тем сильнее, соответственно, он своей духовностью достает читателей».
Вообще-то писатели у Климовой (кроме пары-тройки её любимцев, среди которых, конечно же, Жене и Селин) дегенераты и уроды. «…Это некий расслабленный дегенерат, нуждающийся в постоянных опекунах в виде многочисленных теоретиков и исследователей его произведений, и потому не прилагающий никаких особых волевых усилий к их созданию». И ещё один климовский гвоздь в писательский крест: «…В искусстве в опеке в первую очередь как раз и нуждаются эстетически неполноценные существа, то есть уроды». Существа эти навсегда потеряны для человечества, так как вещают из пустоты в пустоту. «Ум для писателя… – что-то вроде врожденного уродства, от которого ему уже никогда не избавиться», – бьёт наотмашь Климова, и это лишь малая часть её диких, как скифские боги, сравнений и выкрутасов.
Думаю, конструируется сей эпатаж сознательно: вот она, я, какая, нестандартная и колючая Мария Климова, пришедшая с холода и из темноты!..
И последнее: писательница признается, что ничего из современной российской литературы не читала. Опять в задир?.. Или ещё одна писательская сумасшедшинка, «чтобы внести в этот мир как можно больше путаницы и смятения». Или всё-таки эти две книжки Климовой – хитрая игра, которая кому-то, может даже и понравится?..
«Авант-ПАРТНЕР» № 8 от 27.04.2010
http://www.avant-partner.ru/partner/1879.html