ОЛЕГ ТЮЛЬКИН
Поклонников этого загадочного французского прозаика в России – будем смотреть правде в глаза – не так уж и много. Луи-Фердинанд Селин сложный автор. И в плане стилистики (едва ли не каждое предложение заканчивается «фирменным» троеточием), и в мировоззренческом контексте. Читать трудно, соглашаться с некоторыми язвительными выводами – тем более. Современники называли его «самым талантливым из фашистских писателей», «тотальным пессимистом», «злобным человеконенавистником». С одной стороны, комментарии излишни, но с другой – хочется с пеной у рта кричать – нет, нет, нет, Селин не фашист, они все неправильно поняли! Они все неправильно поняли и в Селине, и в его пессимизме. (Да и в фашизме они мало что понимали.) Он просто устал. Один за всех. Один тащил на себе усталость Европы. Смертельно больной инвалид. Свидетель всех европейских войн первой половины ХХ века.
Я люблю Селина. И не стесняюсь в этом признаться. Долгое время в личном литературном топе он – на недосягаемом первом месте. Десять лет назад в России опубликовали его роман «Из замка в замок». Две другие части этой трилогии, – «Север» и «Ригодон» – появились только в 2003 году. Мы, – а я стопроцентно уверен, что поклонники Селина – это тайный мистический орден, знали, что дождемся.
Эта трилогия завершила все. Подвела итог многолетнему «путешествию на край ночи». Так назывался первый роман Луи-Фердинанда, и этим словосочетанием можно было бы вкратце охарактеризовать всю совокупность его личной философии. Уйти в самую тьму, чтобы увидеть свет. Уйти в бесконечный мрак, чтобы навсегда спрятаться от людей. «если тебя преследуют по пятам гиены, то, прыгнув в пасть волку, ты хотя бы сможешь им чуточку досадить… все лучше, чем быть разорванным крысами, родственниками, друзьями… возлюбленными…»
Действие и «Севера», и «Ригодона» разворачивается в конце Второй мировой войны в разоренной, разрушенной, терпящей поражение Германии. Селин бежал туда от преследований за сотрудничество с коллаборционистами вместе с женой Лили и не менее полноправным членом семейства – гигантским котом Бебером. «В старинных хрониках войны назывались иначе: перемещения народов… вот уж точно подмечено!» Следить за этими перемещениями придется и нам. Мерзнуть вместе с французским писателем в старинных замках и на разбомбленных улицах, глотать угольную пыль и копоть в переполненных поездах, прятаться от разрывов бомб в развалинах и ямах, голодать…
Селин как никто другой сумел передать состояние войны. Никакая «окопная правда», никакая «лейтенантская проза» не сравнится с хроникой его личной трагедии. Если вы действительно хотите понять, что такое война – читайте Селина. Война, это, в конце концов, он сам. Война пахнет. Ее запахи, ее невыносимая вонь – на страницах селиновской прозы. У войны есть своя музыка. И в бешенном танце Луи-Фердинанд выплясывал под ее аккорды до потери пульса. У войны есть одиночество. Это когда хочется спрятаться, зарыться в грязь – так, чтобы уже никто не нашел, так, чтобы все навсегда о тебе забыли… Никто, кроме Селина не написал об этом, никто не сумел прочувствовать на собственной шкуре.
«стоит вам хоть как-то выделиться, для вашей шеи уже готова веревка!..» За личный анархизм, за непримиримую позицию, за смелость говорить печальную правду о человечестве Селин страдал всю свою жизнь. Едва ли не с самого детства. Но – он с честью носил вериги изгоя. Для него они были отличительным знаком, лучшей наградой, которую смогли преподнести недруги. «в положении парии есть свои преимущества… неприкасаемому нет никакой нужды ни под кого подлаживаться, разве что слегка намазаться дерьмом, и все, больше от вас ничего не требуется!»
Многие исследователи считают, что Луи-Фердинанд в конечном итоге «доигрался». Беспринципный анархизм и мизантропия, что называется, довели его до ручки. Антисемитские памфлеты, сотрудничество с нацистами и «коллабос» – все это не могло, и не должно было остаться безнаказанным. Но, в конечном итоге, он расплатился сполна. Скитаниями по Европе, камерой в датской тюрьме, нищетой, забвением. Его дом разграбили, рукописи сожгли. «все друзья и родственники только и ждали, когда меня замочат, все были заодно, готовились наброситься на меня, растащить всю мою мебель, стащить с меня последние штаны, а ненужное спустить с молотка… что они в результате и сделали… о побежденных все вытирают ноги!.. мне-то это известно… очень хорошо…»
А когда веры в людей не остается («человеческие существа уже по природе своей доносчики и стукачи, такими они появляются на свет, и с этим ничего не поделаешь…»), начинаешь верить… кошкам. Селин и его красавец Бебер – это отдельная тема для исследований. Поразительно, но печальный мизантроп (и прирожденный язычник!) Луи-Фердинанд больше всего ценил природу, ее красоту, изящество и совершенство. Роман «Ригодон» (к слову, последняя книга Селина) посвящен именно животным. «мы проживаем почти семь кошачьих жизней, оно и видно: мы в семь раз тупее, чем они…»
Бебер скитался вместе с Селином, совершая собственное, кошачье путешествие к краю ночи: «он уже дважды прошел через всю Германию, Констанц, Фленсбург, под шквалом пулеметного огня, под бомбами! он видел пять армий в рукопашном бою, просто финиш!.. он умер здесь (в парижском пригороде Медоне, где Селин провел последние годы своей жизни – О.Т.), пройдя через множество передряг, камер, бивуаков, пепелищ, обойдя всю Европу… он умер легко и грациозно, безукоризненно…» Боюсь ошибиться, но, сдается, с такой симпатией Луи-Фердинанд не написал ни об одном человеке.
Писатель и врач. Сочетание, хорошо знакомое русской литературе. Будучи писателем, Селин оставался врачом. Он никогда не расставался со своим докторским чемоданчиком. В лагерях беженцев он был не привилегированным литератором, а полубезумным, голодным лекарем в грязных обносках. Таким его знали, таким его запомнили многие. Да и в принципе книги никогда не являлись для Селина источником существования. До конца дней Луи-Фердинанд вынужден был лечить. Лечить это безнадежно больное, корчащееся в конвульсиях человечество. «земле люди больше не нужны, только человекоподобные… люди деградировали, это такие же монстры, как и прочие, но, к счастью, они размножаются все меньше…»
«Мы не врачи, мы боль», – написал однажды автор одного из самых главных русский вопросов («Кто виноват?») Александр Иванович Герцен.
А Луи-Фердинанд Селин был и врачом, и болью. Редкое сочетание. Катастрофическое.
Вся его противоречивая жизнь и есть хроника нескончаемой катастрофы.
2007 г.