Пресса

Безусловная фантастичность и убийственное правдоподобие вечности

100% размер текста
+

Павел Соболев

Маруся Климова
“Парижские встречи”
С-Пб, “Ретро” 2004

Похоже на то, что самый актуальный французский писатель современности Пьер Гийота в отношении будущего своей родины настроен примерно так же, как в отношении будущего своей настроен мятежный путинский советник Илларионов. По крайней мере, в начале 2003-го года в интервью Марусе Климовой Гийота высказывался о перспективах французской культуры практически в таком же духе, в каком Илларионов в конце 2004-го года на сенсационной предновогодней пресс-конференции рассуждал о перспективах российской экономики.

Илларионов, оперируя профессиональными выкладками, предрек своей стране длительнейший период упадка, утешив свою аудиторию тем, что на карте мира присутствие государства “Россия” в обозримом будущем сохранится. Пьер Гийота, говоря об отчаянии, которое нельзя не испытывать при наблюдении за тем, что сейчас выдается в мире за лучшие образцы современного французского искусства, смягчал трагизм ситуации констатацией следующего: никто же никому не мешает продолжать верить в то, что Франция никогда, никогда не умрет. То есть тоже не исчезнет с глобуса. Снискавший себе репутацию “оголтелого рыночника” Андрей Илларионов беспощаден в обличении порочности популизма в государственной экономической политике, “зарубающего” естественные рыночные процессы; и Пьера Гийота чрезвычайно удручают любые проявления “искусственного регулирования” уже не в экономическом, а в культурном секторе “народного хозяйства”, в котором можно популистски закреплять уже не за промышленными, а за художественными продуктами уже не фиксированные цены, а фиксированные ценности.

Беседа с Пьером Гийота – лишь одно из трех десятков интервью, взятых Марусей Климовой преимущественно у российских и французских (хотя есть и исключения) деятелей культуры в период с 1998-го по 2003-ий год и образовавших выпущенную в издательстве “Ретро” книгу “Парижские встречи”. Под ее обложкой компанию Гийота составляют (составив ее по отдельности Марусе Климовой) Натали Саррот, Владимир Сорокин, Катрин Милле, Виктор Ерофеев, Умберто Эко, Александр Сокуров, Доминик Фернандес, Тимур Новиков… Между тем, вполне вероятно, что именно интервью с Пьером Гийота окажется в этой книге самым упоительным чтением для поклонников прозаического дара Маруси Климовой – и отнюдь не только потому, что их чрезвычайно интриговала фигура этого человека, с методом “фонетического письма” которого русскочитающая публика имела возможность познакомиться благодаря выполненному Марусей Климовой русскому переводу романа Гийота “Проституция”. Маруся Климова однажды сказала, что ее переводческая работа определенным образом стимулирует ее собственное творчество; очевидно, не проходят бесследно для этого творчества и упражнения в журналистике с искусствоведческим уклоном. Даже более чем очевидно, поскольку во многих собеседниках писательницы в “Парижских встречах” можно подозревать прототипов героев ее романа “Белокурые бестии”. В тех же главах “Парижских встреч”, в которых запечатлены события, имевшие место после выхода третьего романа Маруси Климовой в свет, Пьер Гийота ярче кого бы то ни было подтверждает свое право быть удостоенным чести в каком-либо виде оказаться в четвертом. На высочайшее качество человеческого материала, образовавшего публику, этот четвертый роман напряженно ожидающую, мне уже приходилось некоторое время тому назад указывать.

 Когда Пьер Гийота и Маруся Климова в своем неспешном разговоре добираются до вопросов, касающихся новаторств Гийота в литературе, французский писатель в качестве своего самого впечатляющего первооткрывательства, оставляющего далеко позади и Селина, и Жене, и вообще всех прозаиков и поэтов в истории человечества, приводит ситуацию из своей последней книги “Потомства”, в которой в мужском борделе сын оказывается сутенером своего отца… Такого умопомрачительного в своей революционности сюжетного хода, по ощущению Гийота, никто никогда до него не делал. Я вовсе не хочу сказать, что не верю, что Пьер Гийота мог произнести нечто подобное, и тем более я не предполагаю, что примерно по той же схеме, по которой из Умберто Эко получился герой “Белокурых бестий” “писатель Э.”, из Пьера Гийота непременно должен получиться “писатель Г.”, и, наконец, я вовсе не принимаю за чистую монету утверждение Маруси Климовой о том, что она не считает зазорным внедряться в писательскую среду ради того, чтобы затем не голословно, а со знанием дела обсирать обитателей этой среды, о чем Маруся Климова писала в своей книге “Моя история русской литературы”. Я хочу сказать лишь то, что когда почти два года назад я читал в одном сетевом “литературно-философском” журнале интервью Маруси Климовой с Пьером Гийота и дошел до оценки Гийота важности его вклада в разработку темы “отцов и детей” в мировой словесности, я испытал эйфорическое ощущение того, что читаю новый роман Маруси Климовой. Ибо своим рассуждением Пьер Гийота намекнул на свое безумие ровно настолько, чтобы невозможно было ни поверить, ни не поверить во всамделишность этой с его и Маруси Климовой участием сцены.

 Впрочем, применительно не к жанру интервью, а к жанру романа уместнее будет говорить уже не о “всамделишности”, а о “реалистичности”. Один из фигурантов “Парижских встреч” Дмитрий Волчек однажды так высказался о творчестве Маруси Климовой: «Искусство литературы /…/ сродни картежному мастерству, так вот Маруся умеет играть во все игры: от «дурака» до «преферанса» и умеет изобретать свои собственные, что, может быть, высшее мастерство писателя«. Так вот такие ситуации, сочетающие в себе безусловную фантастичность и убийственное правдоподобие, это одна из тех самых игр, придуманных Марусей. Ну а если какой дотошный зануда усомнится в том, что такая игра – исключительно оригинальное ноу-хау Маруси Климовой, и сошлется на то, что иноязычные описания правил игры, похожей на эту, ему попадались в документах, датированных годами, предшествовавшими марусиному рождению, то такому человеку не будет лишним заметить, что по-любому до Маруси такая игра в России не привилась, потому что ни у кого не доставало вкуса ее культивировать. Так что в известном смысле “Белокурые бестии” — еще и мастер-класс по такой игре, воистину “уроки Большого Стиля”.

Конечно, воспринимать “Парижские встречи” исключительно как предвестник очередного художественного произведения Маруси Климовой совершенно неоправданно; в конце концов, в том жанре, который эта книга представляет, — жанре “цикла бесед о культуре”, “Парижские встречи” оказываются экстраординарным явлением – уже хотя бы в силу своего рода “эксклюзивности” участия в данном “проекте” ряда персонажей. В том смысле, что до настоящего момента русской “культурной общественности” многие из этих персонажей никак не были презентованы, и отнюдь не ввиду своей якобы малозначительности. Однако, как мне кажется, для многих же из этих персонажей переселение из “Парижских встреч” в роман Маруси Климовой уже стало или еще может стать счастливым подарком судьбы. Потому как присутствуя в сборнике интервью они получают лишь временный вид на жительство в вечности, а вот присутствие в романе гарантирует им постоянный. Даже такой выдающийся человек, как Тимур Новиков (который с вечностью был на “ты” уже при жизни и вроде бы не нуждался в отношениях с ней в посредниках), очевидно, предпочитал считать именно так, раз называл среди своих главных жизненных достижений свой образ в “Белокурых бестиях”.

21 дек, 2008

Вернуться на страницу «Пресса»