 |
Поверх барьеров |
| Экслибрис: впервые по-русски. Ведущий Cергей Юрьенен (Из книги СЕЛИНА «Интервью с профессором Игрек») Эшафот, каким бы ужасным он ни казался, на самом деле притягивает к себе художника, как магнит… эшафот и художник, можно сказать, прямо-таки созданы друг для друга! Татьяна КОНДРАТОВИЧ: Слава случайно купил в магазине «Старой книги», что на улице Марата, «Смерть в кредит» в издании «ливр де пош», затрепанную оранжевую книжечку за 5 рублей. Вячеслав КОНДРАТОВИЧ: «Любить иных — тяжелый крест» — к Селину эти слова относятся в полной мере. Сергей ЮРЬЕНЕН: ХХ век еще не прошел, а пробелы в российском восприятии мировой литературы этого столетия стремительно исчезают. Вслед за переизданиями и новыми переводами классического романа «Путешествие на край ночи», в России впервые изданы «Смерть в кредит», «Из замка в замок». В нашей пражской студии питерские переводчики этих романов — Татьяна и Вячеслав Кондратовичи. Запрещенный французский классик, чем он интриговал в советский период и оправдался ли этот интерес? Вячеслав КОНДРАТОВИЧ: Селин, безусловно, входил в обойму тех западных писателей, кому коммунисты, сами того не желая, сделали бесплатную рекламу. Чего стоит, например, заключительная фраза в статье о Селине в «Краткой литературной энциклопедии», вышедшей в 60-е годы: «Хаотично-сумеречное сознание Селина до конца дней излучало истеричную ненависть к человечеству». Интригует, не правда ли? В целом же имя Селина притягивало к себе тем, что самые разные люди, тот же Эренбург, например, выражая крайнее неприятие его взглядов, признавались в интересе к его творчеству. Позднее и во Франции нам приходилось часто сталкиваться с подобным отношением, суть которого сводилась примерно к следующему: подлец, но гений. Впрочем, все это крайне приблизительно и поверхностно. Я знаю, что в последние годы многие западные писатели, имена которых будоражили умы и интриговали наших соотечественников, при ближайшем знакомстве с ними их очень разочаровали. Разочаровал приезд Дерриды в Россию. Самый свежий пример подобного разочарования — недавний визит Умберто Эко в Москву и Санкт-Петербург. Что касается Селина, то лично меня работа над переводом его книг не разочаровала. В общем-то он оказался серьезным и трагическим писателем. И даже гораздо серьезнее того, что о нем обычно говорят и пишут. ЮРЬЕНЕН: Луи-Фердинанд Селин в переводе Татьяны Кондратович. Из романа «Смерть в кредит»: » Я вижу перед собой чудовище!.. Ты знаешь, куда ты идешь?.. Отзывов о тебе у меня хватало… хитрость… нелюдимость!.. И вот наконец ты снова наглядно демонстрируешь все свои преступные наклонности… Низменные инстинкты! О! О! Это у тебя в крови, приятель! Каинова печать! Клеймо преступника… Врожденная! Врожденная извращенность!.. Я не перебивал его… и смотрел вдаль… на деревья… на сад… на лужайку… на кормилиц… на птичек, порхающих со скамейки на скамейку… на водяную рябь… Я едва удержался от того, чтобы не запихнуть пресс-папье ему в глотку… У меня руки чесались… Но я сдерживался… А он все продолжал, этот педик!.. — Сегодня у молодых людей появилась наклонность к убийству. Но это, Фердинанд, я-то знаю, обычно кончается на бульваре Араго! Гильотиной, мой друг! Гильотиной! Несчастный! О Господи! А виноват был бы я!.. Я не мог вынести такого количества слов… Я чувствовал как во мне поднимается злоба… — Учитель! А, Учитель! Убирайтесь-ка Вы к чертовой матери! — сказал я ему наконец. — Заткнитесь! Я попытался схватить его… Но он оказался шустрый малый… Он слинял в заднюю комнату… Наконец я мог спокойно поработать… Это было не так просто чинить, зашивать, латать верхнюю оболочку, собирать вместе развалившиеся куски… Тяжелый труд… Особенно если учесть, что мне приходилось пользоваться ацетиленом, для освещения… Прямо там, в подвале, где это было крайне опасно… рядом с горючими веществами… Там все было пропитано бензином… Он капал отовсюду… Я так и видел себя заживо сгоревшим!.. Оболочка «Верного» в основном являла собой настоящее сито… Все новые и новые прорехи! Новые дыры! Они появлялись при каждом подъеме и спуске! При приземлении на вспаханное поле… по бокам… В анфиладах мансард, особенно при сильном ветре! Повсюду от него оставались большие и маленькие обрывки: в лесах на ветках, между колокольнями и крепостными стенами… Он сносил трубы с домов! Килограммы черепицы и флюгера с крыш! Но самые ужасные повреждения и разрывы получались когда он напарывался на телеграфный столб!.. При этом он часто разваливался пополам… Надо отдать должное де Перейру, он действительно подвергался большому риску в своих воздушных путешествиях. Каждый подъем казался фантастикой… из-за минимального наполнения шара он держался каким-то чудом … и все из экономии!.. Но еще больше меня пугали спуски со всеми его державшимися на соплях причиндалами… К счастью, он приспособился, мастерства ему было не занимать. В тот момент, когда я с ним познакомился!.. На его счету уже было 1422 подъема! Несмотря на бесчисленные ухищрения и мою неиссякаемую изобретательность, я порой совсем отчаивался над этой сволочной оболочкой… Она едва держалась… Уже шестнадцать лет, как она эксплуатировалась в любую погоду, даже при ураганах, она вся была зашита и перешита… Каждое наполнение воздухом превращалось в настоящую драму!.. При спуске было еще хуже… Но были еще подготовительные работы… Эта череда подъемов, отнюдь, не совершалась просто так!.. Все это заранее тщательно готовилось, обмусоливалось, обсуждалось в течение нескольких месяцев… Нужны были соответствующие листовки и фотографии. Вся Франция была усеяна всевозможными проспектами. Нужно было задействовать всех более или менее известных лиц!.. Добиться, чтобы нас начали грязно ругать все существующие Комитеты… И в завершении всего, мы получали по почте от изобретателей по поводу «Верного» громоподобные поношения. Я научился у Кортюаля официальному стилю. Я справлялся не так уж плохо… Не делал много ошибок… У нас была бумага «ad hoc» для ведения переговоров от лица «Парижской секции друзей свободного шара.»… ЮРЬЕНЕН: «Смерть в кредит». Работа над переводом романа началась в 1987 году. Как был найден в Советском Союзе этот осужденный советской критикой роман и в виду каких перспектив решено было его перевести? Татьяна КОНДРАТОВИЧ: На самом деле я пыталась это сделать еще раньше, в году примерно 80-м, когда проходила практику в Публичной библиотеке. Тогда я с удивлением обнаружила, что «Смерть в кредит» Селина находится не в спецхране, как я это предполагала, а в свободном доступе. Роман же «Из замка в замок» был в спецхране. И в свободное от работы время я попробовала тогда читать эту книгу, хотя мне было довольно сложно даже читать ее: обилие французского арго, непонятных слов, которые изобретал сам Селин, а также названия парижских пригородов, улиц, кварталов, которые я тогда вообще очень плохо себе представляла. Уже позже, в 87 году, Слава случайно купил в магазине «Старой книги», что на улице Марата, недалеко от нашего дома, «Смерть в кредит» в издании «ливр де пош» (то есть — карманном) затрепанную оранжевую книжечку за пять рублей. Удивительно, что она вообще там продавалась. Вот по этому изданию без примечаний, комментариев и так далее я начала переводить эту книгу. Хотя совершенно точно знала тогда, что перевод никогда не будет издан. Сейчас это трудно понять, но многое в те годы делалось как бы для вечности. Из романа «Смерть в кредит»: «Беда никогда не приходит одна!.. «Верный» все больше разваливался, расползался и обрастал заплатами… Он так прохудился и произносился, что просто разлезался на нитки!.. Приближалась осень, дул легкий ветерок! Он колебался под его порывами и обвисал в момент подъема вместо того, чтобы устремиться в воздух… На водород и метан уходила уйма денег… Если же его все-таки накачивали, он делал небольшой рывок… С помощью двух-трех резких скачков ему удавалось перепрыгнуть через ближайшие кусты… Потом он врезался во фруктовый сад… Его всего сотрясало… он отскакивал рикошетом от церкви… Сносил флюгер… И летел к деревне… Ветер относил его прямо на тополя… Де Перейр больше не выдерживал паузу… Он выпускал всех голубей… И громко трубил в рожок… Он просто оглушал меня… Я должен был подбирать эти жалкие обрывки на берегах Сены и Уазы, в Шампани и даже в Ионн! Он пропахал своей задницей все свекольные поля Северо-Запада… Некогда прекрасная гондола из индейского тростника совсем обветшала… На плато Оржмон он два добрых часа просидел, завязнув в огромной луже навозной жижи! Такой замечательно благоухающей и трепещущей!.. Мужланы в округе просто обхохотались… Когда «Верный», наконец, сложили, он так сильно вонял фекалиями, а Куртиаль тоже был по уши в дерьме, что нас не пустили в купе… И мы вынуждены были ехать в прицепе вместе с инструментами, снаряжением и винтами. Но и по возвращению в Пале-Рояль это не кончилось!.. Наш замечательный аэростат даже в глубине подвала смердел так сильно, что нам пришлось сжечь за лето по меньшей мере десять кастрюль бензойной смолы, сандала и эвкалипта… целые кипы армянской бумаги… Иначе нас бы выгнали! Уже были жалобы… Но это еще было полбеды… В конце концов все это были обычные трудности и превратности нашего ремесла… Самый сильный роковой удар нанесла нам конкуренция со стороны самолетов… В воскресенье в Понтуаз состоялся наш последний воздушный подъем. Все же он решил рискнуть… Он не говорил ничего неопределенного!.. Мы, как могли, подлечили нашего несчастного страдальца, собрали бахрому по углам, вывернули ее и так и этак… Немного укрепили целлофановыми полосками… каучуком, предохранителем и законопатили паклей! Но несмотря на все это перед Мэрией свершилось неизбежное, состоялся заключительный приступ! Хоть мы и закачали в него целый газометр… Он терял значительно больше, чем принимал в себя… Это был эндосмос, Перейр сразу же поставил диагноз… А потом, как и следовало ожидать, он полностью лопнул… с ужасным шумом! Повсюду распространился отвратительный запах… Люди пытались спастись от газа… Началась паника! Всеобщее смятение!.. А потом огромная оболочка обрушилась прямо на жандармов!.. Они запутались в складках и стали задыхаться… Дрыгать ногами… Они были похожи на крыс… В результате трехчасовых усилий освободили самого молодого… остальные были в обмороке… Нашей популярности пришел конец! На нас все набросились… Мальчишки дразнились!.. Все же нам удалось все это собрать… мир не без добрых людей… К счастью, недалеко от праздничного сада находился большой шлюз!.. Мы переговорили с хозяином баржи… И он нам разрешил там разместиться… Она спускалась к Парижу…» Татьяна КОНДРАТОВИЧ: Когда я начала работу, я столкнулась с таким количеством трудностей, что мне несколько раз хотелось все бросить: я не понимала смысла отдельных слов, предложений, приходилось перечитывать по несколько раз. Но постепенно у меня выработалась интуиция, как бы какой-то инстинкт, и я стала чувствовать смысл даже тех слов, которых не знала. Примерно к 90 году у меня уже был готов черновой вариант перевода, но над ним, конечно, надо было много работать, уточнять детали и слова. А в 91 году я наконец-то смогла приехать в Париж. Мне было известно, что вдова Селин Люсетт Детуш еще жива и даже знала, что она живет в Медоне, и надеялась с ней познакомиться. Хотя, честно говоря, слабо верила в возможность такого знакомства. ЮРЬЕНЕН: Селин в современной России. Только ли историко-литературный интерес вызывают его романы, которые столь долго находились под запретом? Вячеслав КОНДРАТОВИЧ: Безусловно, нет. Книги Селина в России еще не стали предметом исключительно истории литературы. И вероятно потому, что в своем творчестве он затрагивает ряд и поныне крайне болезненных для России тем, таких как война, фашизм, сотрудничество с оккупационными властями и антисемитизм. Таковы уж особенности его творческой и человеческой судьбы. Хотя и во Франции, где все его романы уже вышли в серии «Плеяда» у Галиммара, где «Путешествие на край ночи» изучают в школьных программах, где существует огромное количество селинистов, издаются ежегодные бюллетени, посвященные его творчеству, так вот и во Франции с Селином все не так просто. Приведу один пример: однажды в Париже в Институте современной мировой литературы мы с Марусей в разговоре с человеком, занимающимся там творчеством Селина, назвали его селинистом (по аналогии с нашим «пушкинист» и так далее), тот протестующе замахал руками и уточнил, что он не селинист, а селиньен, то есть — селиновед, то есть — не разделяет взглядов Селина, а просто занимается изучением его творчества. Думаю, в России подобное разделение можно встретить разве что среди сталинистов и сталиноведов. До сих пор в России о Селине писали только те, кто сам осознает себя так или иначе причастным к традиции или манере, в которой работал Селин, то есть, на самом деле, действующие вполне самостоятельно писатели и литераторы. Писал Виктор Ерофеев в «Иностранной литературе», кстати, писал и переводил и Сергей Юрьенен, писал Лимонов в «Лимонке», да и Маруся Климова является автором своих собственных оригинальных романов. У меня тоже вышел сборник стихов, я пишу философские эссе, вовсе не только о Селине. То есть, никого из перечисленных выше специалистом по Селину, в узком смысле этого слова, назвать нельзя. Таким образом, интерес к Селину в большей степени человеческий и писательский, чем историко-литературный, в настоящий момент в России. Тем не менее, я предполагаю, что в Вашем вопросе есть еще и скрытый подтекст: а не станет ли Селин в России орудием в руках определенных политических сил, в том числе и крайне-радикально настроенных? Думаю, что нет. Даже можно сказать, что уже не стал. Об этом свидетельствует хотя бы обилие откликов на выход русского перевода романа «Из замка в замок», появившихся в газетах и журналах самых разных политических ориентаций: от «Русского телеграфа», «Невского времени», «Независимой газеты» до «Лимонки» той же. Кстати, в основном доброжелательных. Правда, большинство рецензентов связывают появление Селина в русском варианте с якобы существующей ныне в России модой на право-радикализм. Но я бы назвал происходящие теперь в России процессы вполне закономерной реакцией на эйфорию первых лет перестройки. В конце концов, на смену опьянению всегда приходит отрезвление. А Селин, наверное, один из самых трезвых писателей нашего столетия. В этом отношении он пришелся в Россию, что называется, ко двору. ЮРЬЕНЕН: Новый, еще неопубликованный перевод Татьяны и Вячеслава Кондратовичей — книга Селина «Интервью с профессором Игрек». «На самом деле, все просто, книги больше никому не нужны. Не стоит обольщаться по поводу нулей во всех этих тиражах, якобы доходящих до 100 000! 40 000! или даже 400. Увы!.. Увы!.. разве что-нибудь душещипательное… это еще куда ни шло!.. держится кое-как… или там «черная серия»… да «ужасы»… А вообще-то, не продается уже ничего… серьезно!.. Кино, телевидение, домашняя утварь, мотоциклы, автомобили в 2, 4, 6 лошадиных сил основательно потеснили книги… вы, наверное, думаете, что «настроение покупателей» еще изменится! «вот пройдут отпуска!»… Ах уж эта славная отпускная пора! 2-3 месячишки!.. колесим по свету!.. продаем последнее!.. в долгах, как в шелках!.. а в кармане — ни гроша!.. и что, теперь мы побежим в магазин за книгой!.. за барахлишком? другое дело!.. но за книгой?.. ее всегда ведь можно одолжить!.. В любом случае, автор остается с носом! Это главное! Широко распространено мнение об авторе, как о об этаком баловне судьбы, который либо находится на содержании очень крупной Партии, либо открыл способ (а это будет покруче, чем расщепление атома) существования без жратвы. Впрочем, чем больше человек преуспел (пользуется всевозможными привилегиями, получает дивиденды) тем более непреложным и не подлежащим сомнению является для него то, что согласно господину Соклю, только нищета освобождает гения… что настоящий художник должен страдать!.. причем не чуть-чуть!.. а чем больше, тем лучше!… ибо родить что-либо он может только в муках!.. а посему должен корчиться в муках постоянно!.. более того, всякий знает, что и тюрьма художнику не страшна… напротив!.. настоящий художник, живущий настоящей артистической жизнью, просто до поры до времени делает вид, что прячется от тюрьмы… и эшафот, каким бы ужасным он ни казался, на самом деле притягивает к себе художника, как магнит… эшафот и художник, можно сказать, прямо-таки созданы друг для друга!» ЮРЬЕНЕН: Вячеслав и Татьяна Кондратовичи возглавляют Российское общество друзей Селина, являются доверенными лицами в России Люсетт Детуш. С вдовой Селина Татьяну Кондратович познакомил в Париже Президент Всемирного общества друзей Селина, писатель, литературовед и адвокат Франсуа Жибо. Татьяна Кондратович: Я позвонила Франсуа Жибо. Он говорил со мной очень приветливо, пригласил в гости. Он живет на улице Месье, недалеко от музея Родена. Я ужасно волновалась, хотя он принял меня очень приветливо, расспросил откуда я знаю Селина, почему решила его переводить. Предложил мне выпить. И тут, вероятно от волнения, я налила себе целый стакан виски. Помню, он посмотрел на меня в совершенном ужасе, у него глаза, буквально, вытаращились поверх очков, такого он, наверное, никогда еще не видел. К тому же, сам он не пьет и не курит уже 20 лет. Наверное это выглядело как эпизод из фильма «Судьба человека», помните: «После первой не закусываю». Потом мы сели на машину и поехали к Люсетт в Медон. Уже позже я узнала, что попасть к Люсетт в Медон является недосягаемой мечтой для селинистов всего мира, а у меня еще тогда даже книги не вышло. Я была переводчицей Селина только на словах. ЮРЬЕНЕН: В переводе Татьяны и Вячеслава Кондратовичей Селин — «Из замка в замок». Звучит написанный Андре Дюссари и посвященный Петэну гимн вишистского режима «Маршал, мы здесь!», запись 1941-го года: …Появляются легавые!.. основная масса впереди… за ними пятьдесят немецких полицейских в огромном газогенераторном грузовике… далее большая группа… но уже французских полицейских!.. а вслед за ними… сам Маршал!.. да!.. сам!.. собственной персоной!.. маршал вышел погулять!.. вот чего, оказывается, ждали 1142 доходяги!.. и представляете… ничего!.. никто из них не завопил на него… бессовестный! подлец! вовсе нет!.. а у него ведь было 16 карточек!.. об этом все знали!.. он их сам все сжирал!.. никому не оставлял ни крошки!отсутствием аппетита он не страдал!.. не говоря уже о том, что именно на нем лежала главная ответственность за все! за Вердэн! Виши! и многое другое! за нищету, в которой мы находились! мы все расплачивались за ошибки Петэна! а он прохлаждался у себя там наверху и в ус не дул!.. в его распоряжении был целый этаж!.. отопление! четырехразовая хавка! 16 карточек плюс подарки фюрера, кофе, одеколоны, шелковые рубашки… полк легавых! .. начальник штаба… четыре автомобиля…
Казалось бы, вся собравшаяся там шелупонь должна была встрепенуться! наброситься на него! растерзать на части!.. ан нет!.. всего несколько тяжелых вздохов!.. и все расступаются!.. пропускают его на прогулку… он помахивает тросточкой! и надо же!.. какое благородство! он отвечает на приветствия присутствующих… дам и кавалеров… маленькие девочки делают реверанс!.. Маршал вышел погулять!.. «ужин не нужен!»… одна Эрмилия де Гогенцоллерн не приветствует его!.. она горда и тверда…Komm! Komm!.. мол, пусть ее дама отчаливает!.. они снова исчезают.. даже не попрощавшись с нами!.. в той же дыре, откуда пришли… это что-то вроде норы среди булыжников… она и ее спутница… зарылись туда почти мгновенно… Не Эрмилии!.. не ее дамы!.. они снова исчезли под Замком… бедняжки, хлеба они так и не дождались!.. черт!.. и мы не дождались!.. дьявол!.. Лили, я и Бебер притащились сюда только ради него… Петэна… Татьяна КОНДРАТОВИЧ: В Медоне у Люсетт большой сад и трехэтажный дом, где она живет с тремя собаками и попугаем Тото. Кстати, Люсетт — испанка. Ее девичья фамилия Альманзор. Раньше Люсетт была балериной, танцевала в парижской Опере. Она помнит Кшесинскую, Нуриева и многих других танцоров. Она, кстати, как и во времена Селина, по-прежнему дает уроки танцев и к ней приходят ученицы. Люсетт до сих пор сохранила свою горделивую осанку, она очень пластична, у нее тихий мелодичный голос, и она по-прежнему красива, несмотря на то, что ей недавно исполнилось 86 лет, а тогда ей было около 80-ти. Люсетт спрашивала меня, как к Селину относятся в России, знают ли его, читают ли «Путешествие». Рассказала, что за русский перевод «Путешествия» Селин вообще не получил ни копейки, и что специально ездил в Россию в 36-м году, чтобы «устроить разборки», но все равно ничего не получил. Хорошо хоть вернулся обратно во Францию живым и невредимым. А мне просто не верилось, что я разговариваю с женой Селина: той самой Люсетт, которая жила с ним последние 20 лет и разделила все тяготы и невзгоды в тюрьме, в ссылке, потом после возвращения во Францию. В общем, я была в состоянии эйфории. К тому же, в этом доме всегда очень хорошо кормили, а во время моего пребывания во Франции у меня были проблемы с деньгами, поэтому это тоже было немаловажно. Потом Франсуа подарил мне свою трехтомную автобиографию Селина с очень трогательной надписью: «Татьяне Кондратович, селинистке с берегов Невы, голубые глаза которой…» Потом мы с ним очень подружились. Каждое воскресенье я приходила к нему, и мы ехали к Люсетт. «Смерть в кредит» — любимый роман Люсетт. Она была очень довольна, что его, наконец-то, перевели на русский. Правда, вышел он только через 3 года после нашего знакомства, а тогда существовал только в рукописи. А вот о памфлетах Селина Люсетт вообще говорить не хочет. Пожалуй, она предпочла бы, чтобы их не было вообще. По этой причине она наложила запрет на их издание. И по этой же причине наотрез отказалась сниматься в немецком документальном фильме «Падение Селина». ЮРЬЕНЕН: Однажды в свой эмигрантский период Ленин сказал о романе одного французского писателя, Поля Бурже кажется: «Реакционно, но интересно». Чем интересен «Из замка в замок»? Вячеслав КОНДРАТОВИЧ: Я бы не назвал эту книгу реакционной, скорее она антиутопична. Реакционными бывают попытки реставрировать те или иные ценности, и притом часто не менее иллюзорно-утопичные, чем те, на смену которым они приходят. «Из замка в замок» — это первая часть последней трилогии Селина. Написана она вскоре после войны человеком, потерпевшим колоссальное личное поражение, едва избежавшего смерти, прошедшего через тюрьму, ссылку, гонения и пережившем глубочайшее разочарование буквально во всем, можно сказать. Жизненный опыт Селина попадает в унисон с историей ХХ века, который во многом является историей краха большинства утопий прошлого. И в этом, я думаю, особая актуальность Селина в современной России, переживающей крушение былых и нынешних идеалов и ценностей. Я думаю, что «Из замка в замок» для современной России возможно является книгой не менее насущной, чем в недавнем времени были, например, «Бесы» Достоевского. Так же как влияние, которое способен потенциально оказать Селин на духовные процессы в современной России, может оказаться вполне сопоставимым с тем воздействием, которое в свое время оказали на духовные процессы на Западе книги Достоевского. Ко всему прочему, книга «Из замка в замок» снабжена подробными примечаниями и комментариями, бросает свет на малоизвестную у нас в стране со Второй мировой войны и, в частности, на историю французского коллаборационизма. ЮРЬЕНЕН: В исполнении Сюзи Солидор «Лили Марлен». Запись сделана в оккупированной Франции. Луи Фердинанд Селин «Из замка в замок». «Лили Марлен»!.. вот мелодия, которая до сих пор, несмотря на все напасти и национальные катастрофы, вызывает у всех настоящую ярость… армии всего мира с одной стороны, с другой… тоже должно было быть что-то соответствующее! вы, вероятно, скажете: да можно насчитать пятнадцать! двадцать песен не менее популярных и куда более ужасных! конечно… и все-таки, с одной стороны одно, а с другой? извините!.. и тем не менее — Бухенвальд… то-то и оно!.. ну-ка, споем! кстати, должен заметить, эти парни из Центральной Европы имели на редкость хорошие голоса… словены, чехо-болгары, поляки… они могли петь в любой тональности!.. все балдели у пианино, которое уже окончательно превратилось в писсуар!.. и редко, когда в толпе не оказывалось сразу трех, четырех пианистов… вполне приличных таперов!.. я в этом немного разбираюсь!.. а мальчики-то были из самых низов… в основном работяги, чернорабочие, здоровенные мужики… у нас во Франции принято считать, что артистов необходимо понукать: постоянно хвалить или чехвостить в хвост и гриву… ерунда все это!.. артист, особенно певец, по-настоящему может раскрыться только тогда, когда чувствует себя свободно, раскованно, непринужденно… ЮРЬЕНЕН: Перевод романа «Из замка в замок» выпущен в Санкт-Петербурге в 98-м году. Как воспринята в России новая книга Селина? Татьяна КОНДРАТОВИЧ: Если вспомнить, что после выхода первого перевода Селина — романа «Смерть в кредит», который вышел 4 года назад в Москве тиражом в 50 000 экземпляров, появилось всего несколько печатных откликов, то реакцию на выход русского перевода «Из замка в замок», тираж которого всего 4000 экземпляров, можно назвать более чем бурной. За прошедшие после выхода книги 3 месяца отклики появились практически во всех крупных газетах и журналах Петербурга и Москвы. Причем, тон некоторых из них более чем экзальтированный. Рецензентка, например, в «Русском телеграфе», не скупится на краски, живописуя, как ужасен был Селин в жизни: «Даже гестаповцы не подавали ему руки…» — пишет она, а к его поклонникам причисляет «Черных пантер». Вообще у меня такое впечатление, что в данном случае она просто перепутала Селина с Жаном Жане, которого я тоже переводила. Впрочем, по прошествии времени отклики становились все наиболее осмысленными, взвешенными. И к ним, прежде всего, следует отнести обширную и крайне основательную рецензию Сергея Дубина в «Экслибрисе» (приложение к «Независимой газете»). Мне кажется, что серьезные рецензии на эту книгу еще будут появляться. ЮРЬЕНЕН: Татьяна и Вячеслав Кондратовичи переводчики не только Селина, и не только переводчики. Татьяна, которая пишет прозу под литературным именем Маруся Климова, журналист и романист, автор романа «Голубая кровь», который получил номинацию и затем вошел в шорт-лист премии «Северная Пальмира». Владислав — поэт и философ, готовящий к печати книгу эссе. К философу Кондратовичу и вопрос: Селин и категория подлинности в литературе? Вячеслав КОНДРАТОВИЧ: В прозвучавшем в этой программе отрывке из книги «Интервью с профессором Игрек» Селин в свойственной ему пародийно-ироничной манере перечисляет требования, которые предъявляет к настоящему писателю обыватели-литературоведы. Забавно, но сам Селин удовлетворяет им как никто другой. Его творчество представляет собой довольно редкое для нашего времени единство трагической судьбы и слова: две войны, тяжелое ранение в голову, тюрьма, ссылка, нищета. Поэтому, вероятно, его книги вызывают доверие, находят отклик в душах даже у тех, кто подчеркнуто не разделяет его взглядов. Интересно, что у Селина не только толпа является объектом манипуляций сильных мира сего, но и сами часто являются игрушкой в руках толпы. Причем не только инженеры человеческих душ — писатели, но и главы государств. Вот как, например, он описывает маршала Петэна в одном из эпизодов романа «Из замка в замок»: …во все времена, при всех режимах министры ненавидят друг друга… и самое скверное, что в момент, когда все валится, рушится!.. эта ненависть достигает апогея!.. озлобление больше ничем не сдерживается… я не чувствую себя связанным никакими обязательствами, поэтому могу говорить все, что мне заблагорассудится, ибо он меня всегда недолюбливал, этот Петэн… он считал себя последним монархом Франции, «Филиппом Последним»… величественная осанка, взгляд, устремленный вдаль!.. он действительно в это верил!.. победитель Вердэна… в семьдесят лет с гаком получивший предложение возглавить государство! почему он согласился?.. уму непостижимо… «О, вы же олицетворяете Францию, господин Маршал!» вот это «олицетворение» его и околдовало!.. смею вас уверить, перед этим никто бы не устоял!.. если бы мне сказали: «Селин! Господи Боже мой! вы являетесь олицетворением Пассажа. Пассаж — это вы! Он весь в вас!» — у меня бы тоже крыша поехала! …вот и Петэн, олицетворявший Францию, так взъерепенился, что перестал понимать о чем, собственно, идет речь — о сале, свиньях, виселице, Трибунале, Дуомоне, о Рае, Аде или о Торезе… все это он олицетворял!.. нет большего счастья для человека, чем служить олицетворением чего бы то ни было!.. вы можете отрезать ему голову: он олицетворяет!.. а посему, голова довольная возносится на Небеса к ангелам! …судите сами: Петэн! Лаваль! Людовик XYI! Сталин!.. врубаетесь, какие перед вами открываются перспективы? ЮРЬЕНЕН: Каковы переводческие планы писательской четы Кондратовичей? Татьяна КОНДРАТОВИЧ: Что касается Селина, то прежде всего это работа над собранием сочинений в шести томах, составителем которого я являюсь. Над этим проектом мы работаем с харьковским издательством «Фолио». Первые два тома, «Путешествие» в переводе Корнеева, «Смерть в кредит», в моем, соответственно, должны выйти уже в этом году. Но вообще, главное, это завершение работы над всей трилогией. «Из замка в замок» уже вышел, значит, остались «Север» и «Ригодон». «Север» мы уже начали переводить, но работа еще большая, конечно. «Интервью с профессором Игрек» должно выйти в Собрании сочинений в одном томе вместе с «Из замка в замок». А после Селина мы бы хотели переиздать свой перевод романа Жана Жене «Кэрель», может быть, объединив его с нашим переводом «История глаза» Жоржа Батая, потом «Любовь Ирэны» Луи Арагона и «Дамского острова» Пьера Луиса. Последние три вещи до сих пор не изданы, к сожалению. И можно было бы сделать один большой том: «Французская проза ХХ века». Есть такой проект, и сейчас мы ведем переговоры с издателем на эту тему. ЮРЬЕНЕН: Восторженно о Селине одним из первых заговорил Лев Троцкий, сравнивая и противопоставляя его гений гению Рабле. Но гений не гений, а не надоел ли супругам Кондратовичам Селин? Вячеслав КОНДРАТОВИЧ: Селин — нет. Но, по правде говоря, мне и Марусе, вероятно, предпочтительней быть просто читателями Селина, а не его переводчиками. Но, как известно, лучшие в мире традиции перевода в России — это результат трагедии русской культуры. Правда, и до революции переводили главным образом те, у кого не хватало средств к существованию. Бальмонт, например, переводил очень много, а Блок, у которого было имение, почти не переводил. Конечно, каждому писателю предпочтительней заниматься собственным творчеством, но и работу над Селином уже бросать нельзя — мы слишком далеко зашли. ЮРЬЕНЕН: Луи Фердинанд Селин, из романа «Смерть в кредит»: «Ты видишь? — сказал он.. — Ты видишь ее величину?..» Это был странный овощ, неизвестный мне… — Ты его видишь?.. — Да! Да! — ответил я. — Пройди теперь сюда! Он потащил меня в другой конец сада… Наклонился, встал на колени, пополз и просунул руку за забор… Он тяжело дышал и копался на соседнем участке… Он сорвал еще одну редиску… Достал ее… И показал мне… Он хотел, чтобы я их сравнил… Он торжествовал!.. Редиска соседа действительно была совсем маленькая, крошечная и бледная!.. — Сравни, Фердинанд! Сравни!.. А теперь представь себе огромный редис!.. Размером с голову… Представь, что я его надуваю до таких размеров, при помощи теллурических излучений, я! Вот эту крошку!.. Ну что? А? Как настоящий шар!.. А? Я выращу так сто тысяч!.. редисок! Только редис! Все более и более объемистый… Каждый год по собственному усмотрению!.. Пятьсот тысяч!.. Огромных редисок!.. Груш!.. Настоящие редисочные тыквы! О! Каких еще никогда не видели! Я сразу же устраняю все маленькие редиски! Я очищаю рынок! Я монополизирую! Захватываю! Кончено! Нужен огромный редис! Вот моя цель! Будущее принадлежит редису! Ты слышишь меня?.. Взгляни туда!.. Он вцепился в меня и потащил вперед… к южной стороне… Оттуда, это точно… был виден весь Париж!.. Город, как огромное животное, растянулся на горизонте… Черное, серое… все вибрировало… дымилось… издавало грустный шум и тихонько ворчало… напоминало панцирь… краны, провалы, шпили, цепляющиеся за небо… Но де Перейр как будто не замечал всего этого и продолжал говорить… Он на что-то указывал… вытянувшись у балюстрады… голос его стал торжественным … Это было там, внизу… Над осыпающимися карьерами… — Смотри, Фердинанд! Смотри!.. Я из последних сил таращил глаза… я действительно очень устал… Мне хотелось, чтобы он поскорее отвязался от меня… — Дальше, Фердинанд! Дальше! Теперь ты видишь город? Вдалеке! Ты видишь Париж? Столицу?.. ЮРЬЕНЕН: Музыка и песни передачи — из парижского спектакля Бориса Виана «Банда Бонно».
радио 2СВОБОДА», 1998 г. |