Интервью

Интервью журналу R.I.P

100% размер текста
+

.
R.I.P.: Вас неоднократно называли декаденткой. А вы сами себя считаете таковой?

Маруся Климова: Иногда меня еще называют «маргиналкой», но «декаденткой», пожалуй, все-таки чаще. И оба эти определения меня вполне устраивают. Возможно потому, что я стараюсь особенно не углубляться в значение этих слов, а отношусь к ним как к украшениям или же деталям своего туалета. И с этой точки зрения, данные определения мне вполне подходят: такие загадочные и не совсем понятные для русского уха иностранные слова. Одежда ведь и не должна быть чересчур прозрачной, иначе твой наряд станет попросту неприличным. Таких слов, кстати, в современном литературном языке не так уж много. Критики навешивают на писателей ярлыки «профессионалов», «мастеров своего дела», хвалят за «плодовитость», «новаторство» или же «трудолюбие», в общем, наряжают в грубую спецодежду и отправляют в цеха и на колхозные поля, а те и довольны. Некоторые же и вовсе не стесняются публично признаваться, что одеваются в «секонд хэнде», и сами гордо провозглашают себя «русскими Борхесами, Маркесами, Уэлшами, Саган…» Конечно, мне могут возразить, что и декаданс тоже уже когда-то был в употреблении, но все-таки это не «секонд хэнд», а, если так можно выразиться, вполне «винтажная вещь» из гардероба прабабушки, которую вовсе не стыдно на себя надеть.

R.I.P.: Дважды вы организовывали фестиваль петербургского декаданса «Темные ночи». Расскажите, какая основная идея этого мероприятия, где он проходил, кто в нем участвовал?

Маруся Климова: Первый фестиваль, который прошел в зале петербургского Зоопарка в феврале 1999 года, мы организовывали вместе с Тимуром Новиковым, а второй (год спустя, в клубе «Декаданс») я уже проводила самостоятельно, хотя Тимур в качестве почетного гостя все равно на нем присутствовал. Среди участников были как очень известные личности (такие как Андрей Бартенев, Александр Донских фон Романов, Вова Веселкин, Наталья Пивоварова, Владик Монро), так и никому доселе неведомые артисты в высшей степени оригинального жанра, которых я случайно обнаружила в районе Александровского садика. У нас в программе они были обозначены как Группа риска и Гости из прошлого. Однако это вовсе не значит, что мы приглашали участвовать абсолютно всех, кто подвернется – критерии отбора были очень строгими. Просто все определяла не степень известности, а подлинность, то есть для нас было очень важно собрать в одном месте на закате тысячелетия тех, кого можно назвать декадентами по жизни, а не только на сцене. И по-моему, нам это удалось.

Маруся Климова и участники фестиваля петербургского декаданса

R.I.P.: Вышел ли в свет сборника «Петербургский декаданс: конец второго тысячелетия»?

Маруся Климова: Эта книга по-прежнему находится в процессе создания. Увы, даже если ты живешь в таком болезненном и инфернальном городе, как Петербург, не так-то просто найти людей, которые бы не только соответствующим образом одевались и вообще, как я уже сказала, были «декадентами по жизни», но еще и адекватно излагали свои мысли на бумаге. Собрать на сцене тех, кто поет и танцует, оказалось гораздо проще. А мне бы очень не хотелось, чтобы этот сборник хоть отдаленно напоминал каких-нибудь «Куртуазных маньеристов», являвшихся, если не ошибаюсь, выпускниками Литинститута.

R.I.P.: Какова концепция журнала «Дантес»? Издание о литературе с подобным названием — ход достаточно эпатажный. Кого вы хотели эпатировать?

Маруся Климова: Этот журнал действительно многих эпатировал, включая тех, кого мы вроде эпатировать и не собирались. Мне рассказывали, что одна пожилая дама, член СП, публично разорвала его на мелкие кусочки и долго топтала их ногами. А вот подлинный смысл этого издания уловили далеко не все. Кажется только один американский славист совершенно справедливо отметил, что «Дантес» стал своеобразным манифестом возрождающегося русского дендизма.

R.I.P.: Чем отличаются декаденты начала ХХ века от декадентов начала XXI?

Маруся Климова: Стиль жизни начала прошлого столетия в значительной степени формировался вкусами новой европейской буржуазии, которая тогда набирала силу. Сегодня же подобные процессы носят более локальный характер и, условно говоря, ограничиваются пределами России. Поэтому современный декадент неизбежно чувствует себя гораздо более одиноким и покинутым, во всяком случае, в мировых масштабах. Западным людям нас не понять!

R.I.P.: Вы говорили, что слово «литература» вызывает у вас тошноту. Тогда произведения Селина и Жене это не литература?

Маруся Климова: Дело в том, что за рассуждениями о «литературе» или же «настоящей литературе» очень часто скрывается желание свести творчество того или иного писателя исключительно к его текстам. В общем-то, это мечта любого графомана: сесть за стол и на нескольких листочках бумаги накропать нечто гениальное вроде пушкинского «Чудного мгновения», чтобы потом отправиться отдыхать к телевизору. Этому собственно их и учат в соответствующих учебных заведениях. А Селин и Жене принадлежат к разряду таких писателей, для понимания которых контекст их жизни гораздо важнее текстов. Поэтому мне очень хочется верить, что по крайней мере в моих переводах им все еще удается избежать окончательной адаптации к этому убогому мирку, именуемому «настоящей литературой».

R.I.P.: Сколько места в вашей жизни отводится игре, карнавалу?

Маруся Климова: С некоторой грустью вынуждена констатировать, что мне довольно много приходится трудиться, в том числе и заниматься переводами, иначе бы я просто физически не смогла опубликовать уже больше двух десятков книг. Однако я глубоко убеждена, что культура – это все-таки игра, а не производство, как многие почему-то до сих пор продолжают считать, видимо, с подачи победившего в свое время пролетариата. Поэтому, думаю, у меня есть все основания сказать, что практически все свое время я отвожу игре и карнавалу!

R.I.P.: В одном интервью вы заметили, что «художникам сейчас не хватает безумия». Куда же ушли все безумцы?

Маруся Климова: Хотела бы сразу уточнить, что под «безумием» я имела в виду вовсе не разжигание в себе и окружающих нездоровой психической экзальтации. Лично я всегда старалась вести предельно трезвый образ жизни и сохранять ясность мысли. И в этом я тоже вижу свое существенное отличие от декадентов начала прошлого века. Просто мне кажется, что современным художникам часто не хватает элементарных амбиций и размаха даже в сравнении с теми же «новыми русскими». Поэтому лучше, наверное, было бы сказать, что художникам сейчас не хватает гениальности, которая, как правильно заметил один из немецких романтиков, «далеко не всегда бывает в ладу с хорошим вкусом». А вот «новым русским» такого «безумия» хватает (точнее, хватало, поскольку они тоже уже в прошлом).

R.I.P.: Если бы к вам подошел человек, который впервые услышал слово декаданс, как бы вы описали ему это явление?

Маруся Климова: Я бы, пожалуй, предложила ему посмотреть видеозапись фестиваля «Темные ночи» или же «Убийство Жоашена» – недавнюю петербургскую экранизацию сцены из романа Жене «Кэрель», которая не вошла в знаменитый фильм Фассбиндера. Сама по себе эта история предательства и соблазнения одна из самых декадентских во всей мировой литературе. А Денис Соловьев просто замечательно справился с ролью Жоашена, но это и неудивительно, так как именно встреча с ним вдохновила меня на создание этого фильма. Он как будто сошел со страниц романа Жене, так что ему даже и не надо было ничего играть.

июнь 2006 г.

R.I.P

Вернуться на страницу «Интервью»