ВЛАДИСЛАВ МАМЫШЕВ-МОНРО
(неоконченное)
Пакетик чая нервно мял в стакане я,
Луна вагонного окна дарила слабый свет,
«Стрела» неслась в Москву — гнала меня «Окания»,
Ах, почему же я не выбрал «Кабинет»?!
Обеи эти мебельные громкие кампании,
Деля клиентов питерских негромкое число,
Своей враждой, увы, достойной понимания
В мою судьбу, увы, внесли немыслимое зло.
Слеза катилась за слезой из глаз художника —
Мелькали в них воспоминаний пестрых огоньки:
Охрана бравая, и бары, мерседесы, трубки, дачи, стольники,
Ди Роберти, Цветков, Круглов, Бадеев, братья Арлюки:
Смешались все и вся в калейдоскопе бурном памяти,
Но успокоил постепенно мерный стук колес,
Я взял тетрадь, дареный «Паркер» и без жалости
Читателю-судье спешу писать донос!..
Стучит вагон о рельсы, я ж — о совести
Нас приручив сперва, бросающих затем.
А содержание моей печальной повести
Пусть от укоров защитит как щит и шлем.
Внезапно став столичной знаменитостью
Я жил в Москве, а Питер — навещал
Итак, в один погожий день, с весенних вод разлитостью
Я вновь «прильнуть к корням» как будто поспешал:
Русский музей трещал по швам — гостей собрались тыщи
В день вернисажной тусы «Красный Цвет»,
Когда «три грации» московских, три блядищи —
Самое Я, Светлана Виккерс, Березища
Со свитою интеллигентов местных-нищих
Разинув рты внимали музам, будто б делали минет:
Из сей цветной толпы — упреком, в назиданье
Возникло тонкое холеное лицо:
Оправы золотой смешное очертание
Его стесняло. Почесав яйцо —
Представился-таки в конце концов —
«Друг Светы я и Кати Виккерсов —
Арлюк. Директор из «Окании»:
С ним неприглядная, но светская девица
Жена, наверное. Да. Жанною зовут.
А Виккерша хохочет, веселится:
«Арлюк, бери к себе Монро,
Он знаменитый проститут!»
(продолжение следует)