ВЛАДИСЛАВ МАМЫШЕВ-МОНРО
Летать мы любим,
Позабыв про тормоза:
Если почва гудит и трясется
Если ветер ломает кусты
Если дождь нескончаемый льется
И давно облетели листы.
Значит мы не в апреле с тобою
И не в марте, не в мае отнюдь
Все вокруг не назвать нам весною
Нам глаза свои не обмануть!
Ну а может июнь или август?
Нет. И даже не жаркий июль;
Для июля повышена влажность
Так и слышно повсюду «буль-буль».
Неужели не лето за рамой,
Обрамляющей наше окно?
Неужели не стала ты мамой?
Хотя стать ты должна ей давно!
Мы же к марту с тобою считали!
Иль к апрелю, на случай лихой.
А сезоны гурьбой пролетали
И отсрочки несли за собой.
Ты ужже в три кубических метра!
Но и осень проходит, мой друг.
Походила б ты что ли по ветру?
Вдруг поможет. Кто знает. А вдруг?
Дорогая моя Абу-Дабу,
Помни, Борра с тобою всегда.
В боли сядешь, и я также сяду.
Зарыдаешь — заплачу и я.
Вскрикнешь: «мама моя дорогая!»
Эту фразу точь-в-точь повторю.
Сваришь кофе себе или чаю;
Я, как ты, себе тоже сварю.
Помочиться захочешь, родная,
Кровь из носу, но выжмусь и я.
И тебе полегчает — я знаю,
Ведь с тобой солидарность моя.
Так, совместно страдая и плача,
Будем ждат, что быть может — родим.
Назовем: если дочка — то Квакча,
Если сын, то, конечно, Вадим.
Абу-Дабу и Борра в смятеньи
Уж все сроки прошли стороной.
Но, увы, в их семье прибавленье
Не спешит появиться гурьбой.
И поехал за доктором Борра
За рубеж и в другие места.
(Он вернется, мы знаем, нескоро.
Но пока мы смыкаем уста.)
И осталась одна Абу-Дабу
Горевать-вековать под кустом.
Утешала себя — «не одна я,
А с моим дорогим животом.»
Вот годы пролетели:
Ликуй, пляши упырь:
Ее родной ребенок —
Собака поводырь.
Счастливая мамаша
Дитем своим горда —
Не есть дите ни каши,
Ни супа, ни фига!
Он ест одни лишь кости
И вроде — все о кей!
И к Абу-Дабе гости
Спешат прийти скорей.
При них она как будто
Отчасти весела
Одета и обута
И вроде бы мила.
Но ночью на подушки
Кудряшки уронив:
Она грустит о муже
О чаде бедном их.
Она конечно любит
Дитя-поводыря
Она любила б так же
Дитя-богатыря.
Она любила б жабу
Родив ее сама.
Она любила б краба,
Мокрицу и сома.
Не в том вопрос, конечно,
Что сын ее ушаст,
Не в том, что бесконечно
Он длинно-волосаст.
Ее Вадим (иль Квакча)
Не установлен пол
Играет в дочки-матери,
Гоняет и в футбол.
Умеет, как все дети
Косички заплетать.
Не против также в сети
Он рыб позагонять.
Он прыгает с трамплина
И ленточки плетет.
Дерет за хвост павлина
И юбочкой трясет.
Да — поводырь нормален.
Он милое дитя.
Но случай аномален.
Он терпит мать кряхтя!
Он маму-дорогушу
Не ставит ни во что
Трясет ее как грушу
И гладит кирпичом!
«За что такие муки?» —
Спросила сына мать.
Взметнула к небу руки,
Упала на кровать.
Но поводырь безмолвно
Взирал на этот стресс,
Не виноватый словно!
И мать метнулась в лес.
Мать разочаровалась
В создании своем.
Не долго собираясь
Нырнула в водоем:
Однажды ранним утром
Проснулся поводырь, —
Услышал шум на хуторе
И вышел на пустырь.
Увидел он, что люди
Ликуют и кричат;
Двух дядей на верблюде,
В чалмовых кумачах.
Один в халате белом,
В простом пальто другой,
Один не очень смелый,
Другой — хоть ныне в бой!
Тут смелый обернулся, —
И понял поводырь:
Его отец вернулся
С врагом из Хохломырь.
И врач Иван Иваныч
И Борра — синеглаз
Не знали про ребячьих
Убийство выкрутас.
Ребячьи выкрутасы
Зловещим отдают
Уж нету Абу-Дабы,
Опасен этот плут!
Сказал сыночек Борре:
«Утопла наша мать!
Велико наше горе.
Я плачу, тятько, тять:»
Ответил Борра стойко:
«Мне плакать нету сил
Ты покажи прудочек,
Что маму захватил:»
И поводырь послушно
Отвел его туда,
Где крякают лягушки
И пенится вода.
«О сын, ты мой сыночек,
Поди-ка лучше прочь.
Хочу побыть чуточек
Один я в эту ночь.
И отразились в водах
Небесные глаза
И вдруг всплыла невольно
Абу-Дабина слеза:
Слезу заметив, Борра
Узнал ее тотчас.
(Не зря она у милой
Висела каждый раз.)
«Ну что ж не плачешь, супчик?»
— Слеза произнесла,
— «Что ж не ревешь, голубчик?
— Да ладно, я не зла!»
—
— «Слеза моей любимой! —
— Ответил космонавт,
— «Мне плакать нету силы,
— Я здесь не виноват!»
—
— «Так слушай дурачина»
Ты хочешь ей помочь?
Матери твоего сына?
Иль кто у вас там — дочь?
— У нас ни то ни это.
— Ну ладно, ерунда,
Открыть тебе сектеры?
Да слухай же сюда!
Жива твоя зазноба,
И даже не больна,
Она ведь не утопла —
Волна ее взнесла.
И Абу-Дабу тут же
Решила повторить —
Нырнула еще глубже
Но снова не фортить!
И поняла, что лучше
Ей с жизнью не кончать,
Найти решила мужа —
Тебя пошла искать.
Избегала Европу
Избегала Китай.
И я сказала сдуру:
«Ты милка, полетай!»
И милка без задержки
В ракету забралась
Взлетела без пробежки
И в небо унеслась:
Была на той орбите —
«Орбите трех друзей»
Ой, что ни говорите,
Чем здесь, там холодней.
И дальше поспешила
В полете Егоза;
Как ты она любила
Забыть про тормоза.
Вот тормоза забыты
Без них повеселей:
Чу, новая орбита
Восстала перед ней.
Обрадовалась. Рано.
Забыты тормоза.
Посадка шла тараном.
И вылезли глаза.
Нет, очи Абу-Дабы
Не тронуло толчком.
Она цела-здорова,
Она тут ни при чем.
Так кто ж тогда избитый?
Цела ведь Еегоза!
Ах, это ж из орбиты
Те вылезли глаза.
Вы думаете, больно,
Орбите от толчка?
Да нет, она довольна,
Ищите дурачка!
А что глазам при стычке
Не больно было лезть?
Так это ж от привычки
Встречать дурную весть!
Такое было время,
Что вести каждый день
Слетались на орбите,
И было им не лень.
И были эти вести
Добры и веселы
Но есть еще на свете
Те вести, что и злы.
И добрых избивали
Дурные каждый раз
И добрые сказали:
«Спаси, орбита, нас!»
И вот одна уловка
Орбите в ум пришла.
Хитра она, чертовка —
Глазами их взяла:
Как только те, дурные
Глушили тормоза
Орбита со всей силы
Таращила глаза.
И все дурные вести
Пугаясь и крича
Из страха ложной мести
Давали стрекача.
Но не одни дурные
Пугались этих глаз:
И добрые с орбиты
Исчезли в тот же час.
И стала одинока
Орбита и грустна
И стала вновь жестоко
И резко холодна.
Но что-то я от темы
От нашей отвлеклась.
Я, Борра, совершенно
Орбитой увлеклась
Так вот, твоя Зазноба
Сидит теперь на ней
Трясут ее ознобы,
А с ней и трех друзей:
-Каких еще, ответь-ка,
Жены моей слеза?
И с кем проводит время
В ознобах Егоза?»
— «Ну, Борра, милый Борра
Ты так не горячись.
Узнаешь правду скоро
Да слухай-ка сюдысь.
Твой спутник Абу-Дабу
Разбивши коспомплан
Почуявши прохладу
Пошла искать вулкан.
Но долго не ходила —
Пред ней восстал тупик —
Точней на крокодила
Похожий большевик.
Сама не понимая
Решила — большевик:
(Кепарь как у Чапая,
С петличкой воротник.)
Ее, тупик, увидев,
Тотчас расцеловал
(Подумала: наверно
Меня он раньше знал.)
И плакал обнимая
И дергал воротник,
Похожий на Чапая
Парнишечка-тупик.
«Да кто вы, в самом деле?» —
Спросила Егоза.
Увидев портупею
Потупила глаза.
Он снял кепарь Чапая
Встряхнул свои вихры.
И кислород глотая
Она на землю брык:
Очнувшись, через силу
Сказала: «Мамышо?»
-«Да я, клянусь могилой!
Живой я!» — «Хорошо!»
Когда нацеловавшись,
Она спросила: «Где ж
Друзья твои остались?
Заполни эту брешь!»
«И Натали, и Ольга
Все живы, все целы.
Вот Борры нету только.
Ты знаешь где?! — Увы!
И Абу-Дабу Владу
Поведала про все.
С ребенком нету сладу,
Муж ездит за врачом.
«А где ж Вы пропадали?
И нет от вас вестей?
Про вашу смерть сказали
В программе «Новостей».
И Борра мне поведал,
Что видел ваш исход:
Рассказывай скорее;
Ну начинай. Вперед!»
«Когда мы взяли верный
На землю нашу курс
Шальная Оля Зверева
На окнах била мух:
И надо ж так случиться,
Что ровно в этот час,
Орбиты (верст за триста)
Полезла пара глаз.
Так просто, по привычке
Пугать дурных вестей!
А может быть от скуки
Звала она гостей?
Но так или иначе
Не в этом важно суть
К беде или к удаче
Мы изменили путь.
Нет, мы по доброй воле
Не стали б курс менять:
Но в тот миг было Оле
Немыслимо мешать.
Ресниц увидев взмахи
(Орбитина краса)
Решила: Внынылстяхи
Зовут ее глаза.
Связав Чапая с Петькой
(Наташу с Мамышо)
За руль схватившись цепко
Кричала: Эй, пошел!
И космоплан бывалый
Взметнулся в вышину
И полетел к орбите
Нарушив тишину.
Зверье была в экстазе —
Таращила глаза;
Кричала: Газу! Газу!!
Забыв про тормоза.
И подлетев к орбите,
От взрыва в трех шагах
Сумела посадить ее —
Ракету, не сломав!
От холода ль орбиты?
От сильного ль толчка?
Но Ольга исцелилась
Из кожи дурачка.
Она опять здорова,
Не смотрит на часы
Сказала нам «Здорово!»
(Вернула мне трусы!!!)
Турнирная орбита
(ее мы так зовем)
Добра и даровита
И кормит нас втроем.
Но космоплан поломан
Нам снова не взлететь!
Наш экипаж взволнован.
Уж лучше умереть!..»
«Ты покажи мне, Владик
Путь в сторону Земли.
Быть может, ее видно
За сумраком дали?
Хочу свою слезинку
Метнуть я в водоем
В котором вместе с Боррой
Мы плавали вдвоем.
Ее он может встретить, —
И все узнать про нас.
И знаю на ракете
Примчит он в тот же час!..»
«И вот теперь с тобою
Я мирно говорю,
Скорей в ракету, Борра!»
«Тебя благодарю!
Ты мне сказала правду,
Я вижу наперед
И пусть летит ракета
К Орбите той вперед!
И вскоре на орбите
Был праздник крепких рук
В одной рукопожатие
Сомкнулся тесный круг.
И то рукопожатие
Запомним на века
Его сомкнула Борры
Счастливая рука!
Вернулись как хотели
На Землю -в тот же год.
Пляши, гуляй, народ!
Москва гудит-ликуется
Ликует Ленинград
И я — Сергей Путиловский
Конечно тоже рад!
Осень 1987 года