РЕДАКЦИИ ЖУРНАЛА «КАБИНЕТ» ОТ ЗАВЕДУЮЩЕГО ОТДЕЛОМ ТОТАЛИТАРНОЙ НАУКИ МАМЫШЕВА ВЛАДИСЛАВА ЮРЬЕВИЧА
Так что же такое красота?
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота?
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Н. Заболоцкий
Так получается, что некоторые критики современного искусства (не будем уточнять, кто именно:) путают божий дар с яичницей или огонь с сосудом: А этоу же зло. Ведь не слесарь жэковский совершает эти ошибки, а современный критик, призванный на службу прекрасному в нашем славном культурными традициями городе на Неве. Ведь не пришло в голову Пьеру Рестани упрекать Пабло Пикассо за несоблюдение анатомических подробностей. Этобыло бы проявлением жлобства, некомпетентности, тупости. Или посмотрел бы я на Йоргена Хартена, когда бы тот стал журить Йозефа Бойса за неразборчивость почерка на графических листах. Почему же гениальная графика Владислава Мамышева, созданная им по мотивам школьных стенгазет, детских альбомов, зарисовок в психиатрической лечебнице, дневников и других биографических эстетических аспектов, подвергается такой непрофессиональной и враждебной критике?
Какие аргументы выдвигают его враги? Мол, повесь эту стенгазету в школе, за нее поставили бы «неуд». Естественно. Мне часто за стенгазеты в школе ставили «неуд», ибо те силы, которые двигали мною, изготовлявшим те стенгазеты, не подчинялись сухой и глупой комсомольской логике. Я нигде и никогда не был безликим пай-мальчиком. Яркая индивидуальность, неповторимость Владислава Мамышева всегда сопровождалась этакой романтической «расхлябанностью» почерка. Я не полиграф! Я не зануда!
Разобрать подписи под фотографиями не составляет труда, а если кому-то больше по душе «литпросеты», то пусть этот кто-то идет в ДЛТ и читает литросеты на прилавке канцелярского отдела. Если аккуратизм бюрократических символов критику дороже души и внутреннего мира гениального художника, его современника, то этот критик достоин только презрения. Он ханжа и лицемер, готовый заливаться соловьем при виде каракулей жидо-масонской подстилки и кричать на всех углах, как он ее понимает (ибо контакты с этой подстилкой могут быть ему выгодны), и в то же время он может унижать гениального соотечественника, выискивая ничтожные придирки к почерку (ибо унизить этого соотечественника стремится его, критика, босс с толстенным кошельком и ему, критику, хочется хотя бы так выслужиться перед этим боссом).
Хочу ему, этому критику, и всем вам, уважаемая редакция журнала «Кабинет», еще раз растолковать смысл моих «стенгазет», призванных не украшать стены жэков и ленинских комнат, а иллюстрировать мою психическую и творческую индивидуальность. Я не стремлюсь вклиниться в дискурс соц-арта, я не к тому поколению принадлежу! И стенгазеты мои — это не кабаковские иронии. Это документы, чудом вырванные из загадочного и фантастического пространства моей уникальной ментальности, которое можно образно назвать «Санта-Барбара имени ЦК КПСС». Документы, фиксирующие процессы, происходящие в этом пространстве, выполнены честно, искренне, от всей души. Представляя эти сокровенные документы, неподдельные частички внутреннего мира художника, я не жду ни похвалы, ни порицаний. Это не ремесло, это личный тайный культ. А они приходят в храм, варвары, и срут в храме. Начинают оскорбительный разбор почерка и критику за неаккуратность. Я не для того пришел на свет, чтобы метать бисер перед свиньями. А если мне кто-то хочет по-снобистски указать на мое место, то будьте спокойны, дорогой друг, я знаю свое место и в ваших подлых уколах не нуждаюсь,я их просто не замечаю, ибо это не критика по существу, а критика, высосанная из пальца. Другие поймут и оценят, не Вы, значит!
И все же не ругаться мне хочется, а дружить. Корысти никакой я не жду, думаю, что это очевидно. Надеюсь, что в родном моем городе критики одумаются, не попадут под этот зловещий молот меркантильности и алчности, застилающих глаза, мешающих отличать зерна от плевел. Жду оценки истинной, по заслугам, и критики по существу. Готов и спорить и соглашаться, если это во имя искусства и в рамках искусств, а не в рамках этой мышиной возни возле хозяйской кормушки.
31 июля 1993 года. Москва. Владислав Мамышев.
«ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ» №2, 1993