ВЛАДИСЛАВ МАМЫШЕВ-МОНРО
Влюбившись однажды в кинобогиню Мэрилин Монро, я и не предполагал, что она меня себе подчинит и повлечет в свою любовную драму. Начавшиеся как перформансы, мои переодевания в нее стали перевоплощениями. Однажды я перестал различать свои и ее переживания, чувства, желания. Так, подобно космическому кораблю «Энергия», я помчал в просторы вселенной со страшным грузом на борту. Мэрилин начала разрывать меня на части изнутри. С одной стороны, она помогала мне преуспевать. Публика падала в экстазе от моих перевоплощений, рукоплескала, и я находил для этого чудесного дара массу применений. Вернувшись в 1991 году из Парижа в Петербург, только для того, чтобы увидеться ненадолго с друзьями, я вернулся на «расплату». Расплачиваться пришлось долго и круто. Женская судьба, глубоко вплетшаяся в мою, требовала полного удовлетворения. А что для женщины, особенно такой архетипической, как моя Мэрилин Монро, подлинное счастье? Конечно, любовь, любимый: По ночам мне стали сниться эти ее «любимые». Такие красавцы, принцы, сменяющие друг друга чередой, окружающие меня любовью, нежностью, сексом. Встретив в жестко регламентированном круге моего общения нового, достаточно необычного в этом кругу и чем-то напомнившего мне моих «ночных принцев», я понял — вот он!
С того самого момента начались мои круги познания изнутри природы женского чувства. Принцем оказался независимый молодой человек с налетом околокриминальной романтики и атлетической фигурой, с хорошим современным вкусом — Виктор Фролов. Я стал писать ему письма и всячески заманивать в свои «женские сети». Моя героиня, истинная женщина, в том нуждалась, иначе не могла. Разрыв между реальностью и внутренним бредом моей художественной натуры вылился в следующее.
У Виктора была уже девушка Алиса, которую он любил. Тем не менее я умудрился попасть в их дом, чтобы там поселиться. Моим «козырем» были мои окутанная слухами и легендами известность, изобретательность и посулы каких-то сказочных доходов, которые могла бы якобы дать наша совместная с Виктором деятельность. Я — художник, он — менеджер. Но шила в мешке не утаишь, так и я не смог упрятать свою Мэрилин Монро под сень этой «профессиональной» подоплеки. Любовные письма, которыми я стал буквально терроризировать Виктора, вылились в гигантское (6х4 метра) признание «Ай лав Виктор Фролов», которое я развесил на ежегодной выставке на Дворцовом мосту.
Любовь росла все более и более, а надежд у моей запрятанной в глубины подсознания женщины на сближение не оставалось никаких. Все проекты на совместную работу с Виктором терпели фиаско, потому что вызваны они были к жизни совсем другими мотивами. Героиня моя начала безумно страдать, и я вместе с ней познал во всей глубине трогательность, беззащитность, трагичность чуткой и любящей женской души, напоровшейся на стену мужской безответности.
Не знаю, как я тогда не покончил с собой и с ней: Мое (ее) сердце разрывалось на части. «Желанный секс» у нас с Виктором был три раза. В первый раз Виктор предложил мне отсосать у него в купе поезда Москва-Петербург. Его, видите ли, возбуждало присутствие спящей на верхней полке Алисы. Второй раз в Москве, в квартире Вадика Фишкина, просто от того, что Виктор был пьян и ему «хотелось кончить». Третий раз в гостинице Союза художников, куда нас пристроила Ольга Свиблова, тоже по технической причине — у Алисы были месячные, а в рот она брать отказывалась. Всякий раз эти его внезапные предложения вызывали у меня бурю страстей, глупых надежд: нашел предлог, а на самом деле к нему пришла любовь, на которую так уповали мы с Монро: Но нет. Грубо кончив, Виктор отталкивал меня и оставлял в полном недоумении, в шоке, с полным ртом спермы. Позже я узнал, что в кругу его друзей этот акт называется «опустить», т.е. максимально унизить, что он и проделывал со мной под мои безумные фантазии о большой любви.
Уже совсем превратившись в зомби своей венерианской повелительницы, я продолжал насиловать ситуацию, удовлетворять возрастающие запросы Виктора ко мне, его новой «шестерке», рабу. Он стал требовать его прославения. Мол, как это так, ты — художник, а я — какой-то менеджер, я тоже хочу называться художником и быть знаменитым. Тогда я — из кожи вон — стал внушать всем знакомым журналистам помещать его в статьи, искусствоведам — писать и говорить о Викторе Фролове как о великом художнике. Однажды он пришел в неописуемой ярости от того, что нашел очередную статью в английской газете про меня, где не было ни одного слова про него. Пришел и говорит: «Владислав, Вам Ваша карьера дороже нашей дружбы». Тут я совсем обалдел. Не помню, как началась истерика, но я стал срывать со стен свои работы, приготовленные для новой выставки и разбил их вдребезги, изодрав в кровь свои руки, со словами, что мне не дорого ничего мое и что люблю я только его. Больше жизни. Виктор лишь посмеялся надо мной, заметив при этом, что я уничтожил работы, которые можно было продать, и что он подсчитает материальный ущерб, который я нанес этим поступком ему, как моему менеджеру. В мой день рождения я отказался от праздника и ждал только одного, что приедет Виктор меня поздравить. Интерес к другим людям, действительно моим друзьям, тогда у меня уже совсем отсутствовал. Виктор позвонил и сказал, что не приедет. Я стал умолять его, унижаться. Виктор приехал поздно вечером ненадолго, после посещения зубного врача, где ему по ошибке вырвали здоровый зуб. Я упросил его подарить мне этот зуб и потом в полном бреду засовывал его в дырку от своего вырванного зуба: Такая форма наших отношений была уже апофеозом этой затянувшейся истории.
Потом Виктор, когда, наконец, подсчитал все его «менеджерские материальные потери» стал требовать от меня денег. Что ни сделаешь ради любимого? Я продал свою квартиру и отдал ему деньги.
Мне кажется, что моя Монро погибла в результате всей этой истории. Теперь мне невыносимы эти переодевания. Я ощущаю, что это уже не моя героиня, а ее привидение, призрак.
Я попросил мне помочь одного знакомого немецкого фотографа из журнала «Штерн» Ханса Юргена Буккарда, который прославился своими фоторепортажами про Россию. В платье, гриме и парике, с помогавшими мне «моделями» мы проехались в один день по Петербургу и разыграли эту историю несчастной любви моей героини к ее «принцу». Фотограф фотографировал, как он привык это делать при других репортажах. Я выбрал лучшие фотографии, раскрасил их и получился такой фотороман «Несчастная любовь». Так же в качестве произведений я выставляю свои настоящие любовные письма к Виктору Фролову, некоторые фактические документы «трагедии»: картина с выставки на Дворцовом мосту «Ай лав Виктор Фролов», холст, масло (600х400), три разбитые работы для несостоявшейся выставки «Тайные культы» в смеш. технике, зуб Виктора Фролова и документальные фотографии из моего личного архива.
1994