Журнал «Дантес»

БЕЛЫЕ НОЧИ

100% размер текста
+

ВЛАДИСЛАВ МАМЫШЕВ-МОНРО
 
(зарисовка)

Некоей постоянной константой в наше нестабильное время безусловно являются белые ночи в Санкт-Петербурге.

Помимо условий социальных меняются даже климатические, так зимой мы получаем странно теплые дни, а в мае — снег.

Что и говорить — планета меняется, вступая в третье тысячелетие. Но вот белые ночи по-прежнему грешат своим фантастическим очарованием, пусть и не без оттенка матерой достоевщины. В начале нынешних, 14 мая, в Санкт-Петербурге состоялись два одинаково примечательных светских вечера, по-разному но максимально верно отразивших реалии своего непростого времени. Так в новом бизнес-центре на Мойке 36 питерский «Коммерсант» с именитыми гостями торжествовал открытие своей третьей тетради (то есть своего очередного и методичного расширения в информационном поле), а в Доме Дружбы на Фонтанке (Шуваловский дворец) модный салон Джани Версачче презентовал новую весенне-летнюю коллекцию этого одиозного дома. И первые, и вторые ожидали появления губернатора Яковлева, о чем организаторы многозначительно объявляли заранее. А поскольку время в приглашениях было указано почти одинаковое, я даже стал переживать за Яковлева: как же он разорвется, чтобы всюду поспеть?.. Радикально перекопанная и засыпанная щебнем набережная Мойки не давала возможности губернатору подъехать на коммерсантовское торжество под скромным названием «пресс-конференция». Каждые пятнадцать минут организаторы оной или же люди, облеченные их доверием, докладывали об успехах на строительных работах, мол, вот-вот все будет заасфальтировано, и Яковлев будут-с. Однако глаза зрячего фиксировали горькую правду — о некоторой маниловщине организаторов, то есть, построить такую дорогу в такие сроки было явно невозможно. И конференция началась без представителей власти. Рафа Шакирова, главного редактора газеты «Коммерсант» слышал только первый ряд, так как дело обстояло без микрофона. Максим Поляков — директор петербургского «Коммерсанта» в мятой рубашке позже недоумевал — «Отчего вы ничего не записывали?». Но чего же записывать, если ничего не слышно?.. Однако желающие могли задать свои вопросы и получить ответы. Вопросы были в основном политические, поэтому в основном отвечал г-н Шакиров, по московской моде «сведущий в политике человек». Иск Примакова и Яковлева, направленный в суд против «Коммерсанта», обсуждался в первую очередь, но отставка кабинета министров и проходивший в эти дни импичмент поставили этот вопрос из ряда первостатейных ряд где-то в восьмой-девятый. Заготовленные по случаю мефистофельские улыбки Шакирова в таких условиях казались нелепы, хоть и эффектны. И все равно, самой эффектной частью программы стало перманентное домогательство до гостей клоунской студенческой труппы в шокирующих буржуазию костюмах. Что-то от Хармса было в их облике и поведении, что сразу настроило присутствующих на демократический лад, во многом характеризующий т.н. «стиль «Коммерсанта»». Мол, раз такое беспардонство здесь в норме, то чем я хуже? Клоуны оказались учениками знаменитых полунинских «Лицедеев», и делали все очень профессионально. Но доказывая собственное лидерство в артистизме, нынешняя бенефициантка Русского музея художница Ольга Тобрелутс (которая, кстати, и тут, в «Коммерсанта» представляла свои ретроспективные работы) переплюнула даже «полунинцев». Если те манипулировали безобидными аксессуарами-символами (как-то: длинный мундштук, трость, обувная щетка), то Тобрелутс пришла с настоящей, живой собачкой породы левретка, а по имени Абба, наложив на себя при этом гору косметики, вороньи перья, конденсаторы, собранные в колье и обсыпавшись новогодними конфетти. Уже в ходе первой официальной части она завоевывала внимание, представляясь албанской террористкой, а к подаче вин и вовсе обратилась в Элен Курагину данного вечера, беззаботно, но великодушно обустраивая всякие полезные знакомства среди собравшихся. Невзирая на откровенные препятствия — заваленный щебенкой и гравием подъезд, всякого по-демократически пестрого и по-аристократически милейшего народа уже скоро набралась полная горница (или фойе?) на первом этаже. Всей праздной и возбужденной толпе предстояло отправиться куда-то в поднебесье, т.е. под и на крышу этого очень высокого бизнес-центра, где начинали накрывать банкет и расставлять телескопы для обозрения архитектурных красот великого города. Было жалко покидать эту «пресс-конференцию», собравшийся в полном составе «цвет Петербурга» и изысканнейшие яства, но, памятуя о губернаторе, я отправился смотреть новую коллекцию Версачче.

Шуваловский дворец и так всегда казался мне несколько перегруженным архитектурными деталями, золотом, черным и белым. Но сегодня это было какое-то уже царство кича. Двести или больше приглашенных толпились в графской прихожей для представления визитеров и пожирали ананасы, разумеется, с шампанским.

«Ешь ананасы, рябчиков жуй — день твой последний приходит, буржуй!» Долго описывать данное собрание не стоит. Единственное, что мне захотелось сделать — это быстренько разбросать повсюду противотанковые гранаты и убежать на «пресс-конференцию» «Коммерсанта». Однако, мой хороший давний знакомый директор салона Версачче в Петербурге Никита Кондрушенко продолжал настаивать на скорейшем появлении губернатора Яковлева, а кинозвезда и художница Ирена Куксенайте, одетая в сложный вязаный костюм, умоляла забрать ее с собой по просмотру злополучной коллекции. Первые же модели, вяло волоча по подиуму на своих конечностях (со следами целлюлита и депиляции) позорные платьица и другие тряпочки — произведения ушлой, но бездарной сестры покойного модельера, Рафаэллы, прервали мои фантазии о благополучном продолжении вечера в этих стенах. Вновь пожалев об отсутствии при себе гранат или другого оружия, я убежал к столу. За столом мною была застигнута Ксюша Собчак в черном кружевном одеянии и толстом ошейнике из жемчугов. Давно питая симпатии к молодой даме, я вновь оценил ее вкус. Дочь знаменитого музыканта и бизнесмена Зоя Киселева со своими спутниками отвезли меня на Мойку. Шатающийся по гравию и с красным лицом

журналист Валерий Кацуба объявил нам об окончании банкета, что было понятно и так, но все же мы не привыкли отступать… Действительно, есть и пить нам не оставили, поэтому нам пришлось довольствоваться милыми улыбками Максима Полякова и Рафа Шакирова. Солидарная с моей страстью к наслаждениям духовным и оттого задержавшаяся в опустевшем зале знаменитая писательница Маруся Климова поведала мне о случившемся. Оказывается, я много потерял: данная вечеринка была призвана услаждать все возможные вкусовые притязания собранных тут воедино гедонистов, но в общем за рамки приличия почти никто так и не вышел:

Правда, директор Эрмитажа господин Пиотровский, презрев запреты охранников и шокируя самого Шакирова, периодически взгромождался на парапет на крыше здания, подобно русскому самоубийце из «Короны российской империи или новых приключений неуловимых», пользуясь отсутствием супруги, все более и более чаровал уже открывшую рот обозревательницу культурной странички местного отделения «Коммерсанта» Киру Долинину. Фотографов, бесстрастно фиксирующих действо, Михаил Борисович грозно призывал доставлять фото лично к нему в кабинет. Некий диксиленд, состоящий сплошь из сексапильных и крайне даровитых молодых людей,

проявил, напротив, чудеса верности. В данном случае — верности данному слову. Заключив почти бесплатный контракт с устроителями играть до половины одиннадцатого вечера, веселые ребята стояли до конца. И устроители

давно покинули стены и приглашенные, а они продолжали играть теперь только ради чистого искусства, вашего покорного слуги и Маруси Климовой, сопровождаемой своим партнером по социуму красавцем философом Вячеславом Кондратовичем. Зачарованный исполнительским мастерством начинающего коллектива, я и не заметил, как сзади подкрался мужчина с визитной карточкой, в которой сообщалось о том, что он является художественным руководителем и дирижером хора военных моряков из города Пушкина. «А мои-то лучше будут исполнять!» — Дирижер похвастал количеством ста десяти моряков и готовностью решать музыкальные новаторские задачи. Увлекшись таким перспективным художественным проектом, я и покинул сие гостеприимное место. В голове уже звучали слова знаменитой песни: «И ранней порой мелькнет за кормой знакомый платок голубой…»

май 1999

Вернуться к содержанию журнала «Дантес»