Журнал «Дантес»

Он певец был, песенной наблюдатель, книгам сказатель, грамоты списатель. Землю, как цветами, стихами украсил.

Он порато в братии велик, острота ума нелюдска была.

Книги писал, слово к слову приплетал круто и гораздо. Книги работал и радовался над има.

Ленин Пушкина книги целовал и к сердцу прижимал.

Он пусты книги наполнил, неустроену речь устроил, несовершоно совершил. Теперешны писатели от Пушкина взялись да пошли.

Родился умной, постатной, разумом быстрой, взором острой, всех светле видел.

А род давношной, от араплян — этого роду черных людей, а закону греческого.

Я его карточку ночи две продержала: высокий, тоненькой: Ему только песни петь, да у грамоты сидеть, а тако-то робить он не сильной.

Ужо кто у нас на Пинеге экой есть: Якуня Туголуков. Только Пушкин-то порусее. (:)

Пушкин курил ли, не курил?.. Не курил. Выпивать выпивал, а не курил. Нету на портретах-то ни с трубкой, ни с папиросой. (:)

Я сегодня навидалась Пушкина-то в окне в магазине. На книгах стоит. И женочка рядом, не в ту сторону личешком. Не эта ли Наташа-та егова?.. Краса бы холостому, как лошадка на воле? Нет, женился, влепил голову-то. Много подруг было, одну ей пуще всех зажалел: (:)

Свадьба отошла, зажили молоды: Натальюшка выспится, вылежится, вытешится, тогда будет косу плести, у ей зажигалка така была пучок завивать. Где бы пошить или чашку вымыть, у Наташи шляпка наложена, ножка сряжена погулять: Придет — рукавицы, катанцы мокры бросит кучей. Пушкин высушит, в руки ей подаст. Он чего спросит, она как не чует: Ложки по тарелкам забросат порато, хлебать сядет без хлеба. И сказать нельзя: Как скажешь-то?.. Пушкина матка ли, сестра ли обиходила коров-та. Наталья-то не радела по хозяйству.

Живут задью наперед. С утра гости — по хлебам ходят, куски топчут, курят, о кака скверна!.. Станут плясать, гром эдакий учинится: «Держите двери-то, чтобы не зашел Пушкин. Что он мешать-то!» Гремят да шумят, да нарошно, да никак не уймешь:

Все к изъяну да к убытку пошло. Пушкин все как не во своей воле. От табаку-то он весь угорел!

Пробовал Наташу-то добра доводить. Она уши затыкат: «Вы мне уши опеваете своими стихами, всю квартиру заставили книгами да засыпали бумагой!»

(..) А к Наташе приезжой кавалер Дантест заподскакивал, долгой, как ящерица:

(:) Ноне досмотрелись в книгах, что царь кавалера-то подослал. Дантест-от был на жаловенье, что он царю на ложе чужих жен да дочерей добывал.

(:) Он Пушкина женочку прилюбовал на гулянках. Самому ей доступать неприлично, приезжего кавалера и нанял. Ему от дела тысячу посулил. Чуть Дантест через порог, царь встречу бежит:

«Наташу видел ли? Давно ли видел? В гости-то сулилась ли?

Однако и Пушкин знат свою очередь. Он не хочет навыкнуть срам терперь. А некуда на царя просить. И некуда убежать:

Чины и вельможи видят, что Пушкину от царя управы не будет, стали с маху щелкать:

«Ты велик ли зверь-то, Пушкин! Шириссе больно. На твое место охочих много будет стихи писать. Кому нужны эки-ти комары летучи!»

Пушкин их зачнет пинать, хвостать:

Царь тоже забоялся. Он давно Пушкина ненавидел, для того что Пушкин смала письмами да стихами властям задосадил.

(:) Укладывают его с Дантестом: «Женку мы у его урвали, тепере надо самого убить.»

А не убить, дак от него быть убитым. Кто его, смутьяна хлопнет, тот у меня первым генералом будет.»

Этот кавалер побродяга была всемирна, бесстрашна. Всю жизнь с пистолетами промышлял.

Пушкин этот заговор узнал, высказал Дантесту при народе: «Мне с тобой говорить не с кем: Бесчестно мне о тебе рук марать, да уж негде деться, выходи на прямой бой:»

(:) Где Пушкин — тут огнем одено, где Дантест — тут как дым. Царски полаты затряслися, царь с вельможами, по ямам сидя, выглянуть не смеют.

Кавалер-от был стрелять горазд(:).

Упал наш Олександрушко, за елочку схватился: «Рости, рости, елочка, без верха; живи, живи, Россиюшка, без меня!» (:)

Где в Пушкина стреляли, теперь там пусто место безугодно; ничего не ростет, только ветер свистит.

Пушкин поминал:

«Буду сказывать, дак вы забудете. Я в книгу свой ум спишу.»

Он многих людей в грамоту завел. В каждом доме Пушкин сердце всем веселит речью своей и письмом.

Егово письмо, как вешна вода. Его стихам нет конца. Сотворена река, она все течет — как Пушкин. Землю он посетил да напоил. Что на свете есть, у него все поется.

Пушкин с ласоквым словом приходил. Он как летний ветер, хоть и бухат, да теплой:

Сын дню, дитя свету, Пушкин малыми днями велико море перешел. Ему уж не будет перемены.