Владимир Кирсанов
 

Считается, что поэт Александр Сергеевич Пушкин был совершенно равнодушен к гомосексуальности. С точки зрения возможных гомосексуальных связей Пушкина, это совершенно верно.

С другой стороны, в окружении Пушкина было много геев. Но слишком опрометчиво заострять внимание на том, что Дантес, убийца Пушкина и нидерландский посол Геккерен были подвержены «азиатскому пороку». Естественно, в «пушкинистике» об этом открыто не говорилось, а

Дантес и Геккерен изображались в исключительно отрицательных тонах.

Их отношения назывались то «противоестественными», то «извращенными» и никак иначе. Наиболее вопиющим фактом русской гомофобской пушкинистики стала книга Павла Щеголева (1877-1931), журналиста и филолога, редактора «Былого» (того самого, что сфабриковал вместе с А.Н.Толстым оскорбительный для памяти семьи последнего русского императора пасквиль — «Дневник Вырубовой»). Его книга «Дуэль и смерть Пушкина», увидевшая свет в начале века, заканчивается безапелляционным приговором окружению гея барона Геккерена: «Они [враги Пушкина — В.К.] примыкают к патологическому на сексуальной почве коллективу, группировавшемуся вокруг Геккерена. Спаянные общими эротическими

вкусами, общими эротическими забавами, связанные «нежными узами» взаимной мужской влюбленности, молодые люди — все высокой аристократической марки — легко и беспечно составили злой умысел на жизнь Пушкина».

Сегодня всякий образованный человек понимает, что Пушкина убил не гей Дантес, а человек Дантес. Так и многие из окружения А.С.Пушкина были геями, но поэта занимали не особенности их сексуальности, а совершенно иные качества личностей.

Тема Пушкин и гомосексуалисты перекликается с темой Пушкин и Арзамасское братство. «Арзамас» — не то литературное общество, не то неформальный, как бы теперь сказали, литературный кружок,

образованный в 1815 году бывшими лецеистами в противовес официозной «Беседе любителей русского слова». Арзамасцы собирались на шумные заседания, заканчивавшиеся непременными попойками… Так вот — среди арзамасцев и в кругу близком к ним едва ли не половина была замечена в гомосексуальных связях, а многие из них, безусловно, были

гомосексуалами. Это Ф.Ф. Вигель, С.С. Уваров, К.Н. Батюшков, С.П. Жихарев и почетный член общества И.И. Дмитриев. Близок арзамасцам и

поэт Ф.И. Глинка, так же замеченный современниками в связях с мужчинами. Кстати, когда «Арзамас» раскололся на два лагеря — на

друзей-сервилистов (Ф.Ф.Вигель, С.С.Уваров, Д.Н.Блудов) и друзей-либералов (А.С.Пушкин, В.И.Жуковский, П.А. Вяземский), — то получилось, что они как бы разделились на крыло «голубых» и крыло «натуралов»… Да и клички у большинства «арзамасцев», придуманные, скорее всего, по названию баллад Жуковского, странные какие-то…

Блудов — «Кассандра», Уваров — «Старушка», Жуковский — «Светлана», один Пушкин — «Сверчок»… Итак, голубое окружение Пушкина.

Дантес Жорж Шарль и Геккерн Луи Борхард де Бевервард

Жорж Шарль Дантес, убивший на дуэли поэта А.С.Пушкина, родился 5 февраля 1812 года в семье французского барона. Отец Дантеса был

верным сторонником Карла X, но после революции 1830 года вынужден был уйти из политики. Сын его по завершении военной школы отправился на поиски счастья в Россию, получив рекомендательное письмо

прусского принца Вильгельма. По пути через Германию он простудился и оказался прикованным к постели в маленьком немецком городке. Средства таяли, болезнь не отступала. По случайности (из-за поломки дорожной повозки) в городок заехал обоз нидерландского посланника Геккерена. Во время обеда хозяин гостиницы рассказал о болезни

одинокого француза, Геккерен заглянул к нему ради любопытства и был поражен его красотой. Он не отходил от его постели до тех пор, пока молодой Жорж не выздоровел и предложил ему присоединиться к его свите. Отношения Дантеса и Геккерена, как свидетельствую факты, были проникнуты необычайным вниманием друг к другу и нежностью. В Петербурге Геккерен нанял для Дантеса самых лучших учителей и вскоре по протекции барона он был зачислен корнетом в Кавалергардский полк.

Геккерн относился к древнейшей голландской фамилии, вырос во Франции, служил на флоте, какое-то время у Наполеона. Вернувшись в

Нидерланды, стал дипломатом, а в 1826 году нидерландским посланником в Петербурге.

Геккерн был человеком высокообразованным, «…квартира его была наполнена образцами старинных изделий и между ними, действительно,

не имелось ни одной не подлинной. Был … умен; о правде имел свои собственные, довольно широкие понятия, чужим прегрешениям спуску не давал. В дипломатическом кругу сильно боялись его языка…». Это самая объективная характеристика его нрава принадлежит барону Торнау, все прочие несут на себе оттенок неприязни.

Отношения между Дантесом и Геккереном с каждым днем крепли, барон не чаял души в молодом белокуром, блестяще красивом, с правильными чертами лица офицере. И это не удивительно… По воспоминаниям А.И. Злотницкого Дантес был «видный, очень красивый, прекрасно воспитанный, умный, высшего общества светский человек, чрезвычайно ценимый». Полковые товарищи любили, как писал князь А.В. Трубецкой, «статного, красивого, пообразованнее нас, остроумного француза…».

В 1834 году Геккерен направляется в Эльзас и лично просит разрешения у отца Дантеса на его усыновление, получает согласие. Отец Дантеса

«отказывается от всех прав на Жоржа Шарля Дантеса» и дает барону право усыновить его.

Единственное из упоминаний о гомосексуальной связи Геккерена и Дантеса в русской пушкинистике находится в книге П.Е. Щеголева «Дуэль и смерть Пушкина»: «…посланник был близок к молодому

французу по особенному — извращенной близостью мужчины к мужчине».

Более внятное упоминание о «дружбе» Геккерена и Дантеса находим у князя А.В. Трубецкого. Брошюра его отпечатана в 10 экземплярах и почти неизвестна: «…за ним [Дантесом] водились шалости, но совершенно невинные и свойственные молодежи, кроме одной, о которой, впрочем, мы узнали гораздо позже. Не знаю, как сказать: он ли жил с Геккерном, или Геккерн жил с ним… …Судя по всему, … в сношениях с Геккерном он играл только пассивную роль». В записках П.В.Анненкова: «Геккерен был педераст, ревновал Дантеса и потому

хотел поссорить его с семейством Пушкина». В письмах А.Карамзина: «Геккерен, будучи умным человеком и утонченнейшим развратником, какие только бывали под солнцем, без труда овладел совершенно телом и душой Дантеса». И самое резкое в дневниках Пушкина: «О том, что Дантес предается содомскому греху, стало известно в свете мне

первому, и я с радостью сделал эту новость достоянием общества. Узнал я об этом от девок из борделя, в который он захаживал. Они рассказали мне по секрету, как их верному другу, что Дантес платил им большие деньги за то, чтобы они по очереди лизали ему сраку, которая была разорвана и кровоточила точно так же, как у моих блядей, когда их беспощадно ебли в жопу. Когда Геккерен усыновил его, тогда уже ни у кого не оставалось сомнений».

Геккерен вывел Дантеса в свет, где тот встретился с Натальей Николаевной Пушкиной и безумно увлекся ею.

Пушкин же, покидая жену, всегда оставался в сильном о ней беспокойстве. Переписка Пушкина с женой проникнута взаимной ревностью, он пытался сохранить одиночество семьи, противился жизни

под одной кровлей с сестрами жены.

В это время Геккерен был настроен против увлечения его приемного сына Н.Н.Пушкиной, ревнуя ее к Жоржу, стремился всеми силами разлучить их. Уже после высылки Дантеса он писал ему из Петербурга: «…что за дело оставил ты мне в наследство! А все недостаток доверия с твоей стороны. Не скрою от тебя, милый мой, меня огорчило это до глубины души, не думал я, что заслужил от тебя такого отношения».

Выходом из первого столкновения Пушкина и Дантеса осенью 1836 года стала скорая женитьба последнего на сестре Н.Н.Пушкиной Екатерине

Гончаровой, безумно в него влюбленной. С этим браком был вынужден согласиться и барон Геккерен, так как он спасал его возлюбленного от дуэли. Второй завершился драмой, лишившей Россию великого поэта.

Екатерина Гончарова уехала из России вместе с мужем, но прожила с ним всего пять лет и внезапно скончалась при невыясненных обстоятельствах. У Гончаровой от Дантеса родились дочь и сын. Дочь

сошла с ума. Живя в Париже, воспитываясь без матери, она вдруг выучила русский язык в совершенстве: «комната ее была обращена в

молельню. Перед аналоем висел большой портрет Пушкина, на стенах были другие его портреты. Дочь Дантеса молилась перед портретом своего дяди, в которого была влюблена. С отцом она не говорила после одной семейной сцены, когда назвала его убийцей Пушкина».

Дантес и Геккерен вновь соединились после смерти Гончаровой и с тех пор не разлучались. Их мужской союз был длительным по времени и удивительно крепким. Оба они скончались в глубокой старости.

Надежда Андреевна Дурова

У «русской амазонки» Надежды Андреевны Дуровой была необычная, прославившая ее на всю Россию судьба. Лесбиянка Дурова стала первой

русской женщиной-офицером. Родилась она в Киеве 2 апреля в семье гусарского ротмистра. «Седло было моей первой колыбелью; лошадь, оружие и полковая музыка — первыми детскими игрушками», вспоминала

Дурова в «Записках…». С юношеских лет в ней проявились яркие мужественные черты, ее привлекали шумные компании дворовых мальчишек, среди которых она и выросла в имении бабушки в Полтавской губернии. В 1801 лет ее насильно выдали замуж за вятского чиновника В.С.Чернова, через два года родился сын Иван, но брак не сложился, вскоре Дурова вернулась в дом к родителям. В Казани она познакомилась с поручиком Григорием Шварцем — тем самым, о котором мы только что вспоминали — любовником Вигеля,безумно влюбилась в него (бывают такие странные романы у лесбиянок и гомосексуалов) и бежала вслед за ним из родительного дома, когда того переместили на

Дон. Пушкину о судьбе Дуровой было прекрасно известно из письма Дениса Давыдова: «К несчастию ее, Шварца перевели тогда в Литовский уланский полк, который стоял тогда на Волыни. Она поскакала на Волынь и, приехавши в Бердичев, так истратилась в деньгах, что приходило ей умирать с голоду. В это время вербовали в Мариопольский гусарский полк <…> и она, надев мужское платье, завербовалась в гусары…». В гусарском полку Дурова назвалась Александром Соколовым, участвовала в Прусской кампании 1806-1807 годов, была награждена Георгиевским крестом за то, что спасла от гибели раненого русского офицера. Когда «переодевание» Дуровой раскрылось, скандал дошел до императора Александра I, но он отнесся к этом спокойно. Мало того, произвел Дурову в офицеры и разрешил продолжать военную службу под именем Александра Андреевича Александрова. В Отечественную войну 1812 года Дурова принимала участие в нескольких сражениях, стала ординарцем М.И.Кутузова и вышла в отставку в чине штаб-ротмистра.

Пушкин тепло относился к Дуровой, высоко оценивал ее литературные способности. Летом 1836 года даже предложил в ее распоряжении свою городскую квартиру. Сохранилась переписка Пушкина с Дуровой, в которой речь в основном идет об издании ее первого литературного опыта «Записок кавалерист-девицы», которые она ему предлагала

купить. Пушкин опубликовал лишь отрывок из них в своем «Современнике» (1836, т. II) с вступлением, в котором писал: «С неизъяснимым участием прочли мы признания женщины, столь необыкновенной; с изумлением увидели, что нежные пальчики, некогда

сжимавшие окровавленную рукоять уланской сабли, владеют и пером быстрым, живописным и пламенным». Целиком «Записки…» Дуровой вышли по финансовым причинам без участия Пушкина, но В.Г.Белинский в своей рецензии на них не без оснований отметил, что, кажется, «сам Пушкин отдал ее свое прозаическое перо…».

Последние двадцать лет своей жизни Дурова проводит в уединении в Елабуге, полностью оставив литературную деятельность, посвятив себя жизни со своей возлюбленной — бывшей крепостной дворовой девушкой Варварой. Надежда Андреевна все так же носит мужской костюм, курит сигары, по-прежнему называет себя мужским именем, содержит в своем

домике целую свору собак и кошек.

Велико значение книг Дуровой для развития женского движения в России, одна из главных тем ее прозы — раскрепощение женщины, преодоление различий между местом в общественной жизни мужчины и женщины.

Сергей Сергеевич Уваров и Михаил Александрович Дондуков-Корсаков

«Ужели залягает меня осленок Никитенко и забодает бык Дундук?»(Х, 429), — пожалуй, это самое ласковое определение, которое дал Пушкин своему главному цензору, попечителю Петербургского учебного округа и председателю цензурного комитета князю Михаилу Александровичу

Дондукову-Корсакову, с кем и вел он переговоры о разрешении в печать «Записок» упомянутой Дуровой.

Впрочем, в цензорах Дондуков не задержался и был избран вице-президентом Академии наук. Протежировал ему министр просвещения и президент той же Академии Сергей Сергеевич Уваров, с которым у того была долгая дружба и связь. Спустя несколько дней появилась обидная для них эпиграмма.

                В Академии наук
                Заседает князь Дундук.
                Говорят, не подобает
                Дундуку такая честь.
                Почему ж он заседает?
                Оттого, что жопа есть.

Впрочем, беспокоило Пушкина совершенно не то, каким «проходом» заработал должность Дондуков. Тогда же он отвечал в Москву поэту гомосексуалу И.И. Дмитриеву на вопрос о положении дел в академии:

«…явился вице-президентом Дондуков-Корсаков. Уваров фокусник, а Дондуков-Корсаков его паяс. Кто-то сказал, что куда один, туда и другой: один кувыркается на канате, а другой под ним на полу» (Х, 304).

Были у Пушкина все основания ненавидеть как первого, так и второго. Когда давление цензуры на него усиливалось, он записал в дневнике, отмечая особые «педагогические» наклонности министра: «Уваров большой подлец <…> Его клеврет Дундуков (дурак и бардаш) преследует меня своим цензурным комитетом <…> это большой негодяй и шарлатан. Разврат его известен <…> Об нем сказали, что он начал тем, что был блядью, потом нянькой и попал в президенты Академии наук, как княжна Дашкова в президенты Российской Академии»(XII, 337).

А ведь десять лет назад все было иначе: Уваров (один из основателей «Арзамаса», предоставлял для его собраний свою квартиру) сидел недалеко от Пушкина на заседаниях арзамасцев, где они и познакомились. В начале тридцатых между ними была небольшая переписка, Уваров перевел пушкинские «Клеветникам России» на французский, перевод поэту понравился. А доставил его ему именно близкий друг Уварова князь Дондуков. К Дондукову же поэт сам ездил в цензурный комитет и возвращался вполне довольным.

Вслед за эпиграммой на Дондукова разошлась в списках и сатира против Уварова — «На выздоровление Лукулла»(1835).

         ..."Теперь уж у вельмож
         Не стану нянчить ребятишек;
         Я сам вельможа буду тож;
         В подвалах благо есть излишек.
         Теперь мне честность - трын-трава!
         Жену обсчитывать не буду
         И воровать уже забуду
         Казенные дрова!"

Под Лукуллом Пушкин имеет в виду графа Д.Н.Шереметева, неожиданно поправившегося после опасной болезни. Уваров должен был наследовать имущество бездетного Шереметева по жене. Ожидая смерти Шереметева, Уваров распорядился скоро опечатать все его имущество. Связь Шереметева и Уварова тоже не случайна. Увлеченность графа Шереметева мужским полом и изящными искусства, особенно балетом, тайной не была. Шереметев же, благоволивший Уварову, женил его на своей родственнице дочери министра народного просвещения графине Разумовской и всячески способствовал служебному росту фаворита.

После этого стихотворения отношения Пушкина и Уварова были окончательно расстроены. Впрочем, остался один человек — Жуковский (его сближали с министром все те же особые сексуальные интересы), через которого Пушкин неоднократно и «устраивал» с ним отношения.

Пушкин же вскоре раскаялся в резкости своих суждений об Уварове и просил издателей не печатать «…пьесу, написанную в минуту дурного расположения духа» (Х, 687). Между тем, способности Уварова высоко оценивал император Николай I. Историк С.М.Соловьев писал: «Уваров был человек бесспорно с блестящими дарованиями…, но в этом человеке способности сердечные нисколько не соответствовали умственным <…> Он внушал ему [Николаю I] мысль, что он <…> творец нового образования, основанного на новых началах: православие, самодержавие, народность; православие — будучи безбожником, самодержавие — будучи либералом, народность — не прочитав в своей жизни ни одной русской книги».

После того, как эпиграмма Пушкина на Дондукова стала известной в обществе, адресат ее естественно затаил на автора злую обиду и начал мстить. Возглавляя цензурный комитет, он потребовал прохождения пушкинских рукописей через обычную цензуру, тогда как ранее поэт пользовался привилегиями личной цензуры императора.

Действия Дондукова и Уварова после гибели Пушкина также выглядели злым мщением. Дондуков запретил отпуска студентам в день отпевания Пушкина. Потом от «академической пары» прозвучал выговор Краевскому за публикацию некролога в «Литературных прибавлениях…», где Одоевский назвал Пушкина «Солнцем русской поэзии». Впрочем, на самом деле в этом содержалась не только личная месть, но выражалась и официальная линия. В день отпевания Пушкина Уваров пришел в церковь совершенно бледный, в молчании и одиночестве простоял весь обряд. В обществе уже распространился слух, что автором анонимных писем, послуживших катализатором дуэли, был именно Уваров. Впоследствии мнение это множество раз опровергалось и главным претендентом на авторство руки «диплома» рогоносца, доставленного Пушкину незадолго до дуэли, стал князь Долгоруков (пассивный гомосексуал), один из фаворитов барона Геккерена.

Петр Владимирович Долгоруков

День рождения Петра Владимировича Долгорукого, в будущем известного российского генеалога, политического эмигранта и автора герценовского «Колокола», стал для него и, пожалуй, одним из самых печальных в его жизни. Через несколько часов после родов умерла его мать, отец пережил свою жену всего лишь на год и скончался осенью 1817 года. Воспитывался юный Петя в Москве в доме своей бабушки, потом попал в пажи и в неполных 11 лет был направлен в Пажеский корпус, где весной 1931 года произведен в камер-пажи. Рано открылись гомосексуальные наклонности юноши. Подобно лермонтовскому Тизенгаузену (кстати, Долгоруков входил в известный «кружок 16»), он стал для всех легко доступным объектом. «Порок» юного Пети стал известен начальству. Он был безжалостно разжалован в простые пажи за «дурное поведение». «Дурная» репутация закрепилась за Долгоруковым на всю жизнь. За сироту и последнего потомка старинного русского дворянского рода заступиться было некому, и по завершении Пажеского корпуса вместо аттестата выдали ему «волчий билет».

«Азиатский порок» (так называли тогда «голубую» любовь) был явлением достаточно распространенным. Долгоруков же не отличался приятной внешностью, прихрамывал на одну ногу, был истеричен. О «пороке» его прекрасно было известно… Всем доступный, он стал изгоем и шутом в «голубом» обществе. «Волчий билет» оказался серьезным препятствием для карьеры, если бы не помог все тот же Сергей Сергеевич Уваров, который пожалел «голубого» шута и оформил Долгорукого к себе на службу в министерство без жалованья. На этой службе Долгоруков долго не задержался и вскоре пошел по линии генеалогии. Генеалогические изыскания князя тоже не нашли поддержки в обществе. Уж больно неприятные моменты разыскивал он в истории русских дворянских родов. В конце концов, Долгоруков был вынужден тайно покинуть пределы России, окончил свои дни в Париже, где стал соратником Герцена и Огарева.

Недолгой и скандальной была история женитьбы Долгорукова. Ярый женоненавистник, он жестоко истязал свою жену. Н.А.Тучков вспоминал: «не помню, на ком он был женат, только жил постоянно врозь с женой и никогда о ней не говорил. Герцен не чувствовал к нему влечения, но принимал его очень учтиво и бывал у него изредка с Огаревым». Фраза эта о «влечении» тоже выглядит двусмысленно: Герцен и Огарев — редкий образец счастливой «голубой» пары…

Но вернемся к трагичной связи Пушкина и Долгорукова. Лично они были практически незнакомы. Встречались в основном на балах. Однако, находясь в юношеском окружении посланника Геккерена, Долгоруков был хорошо осведомлен об отношениях семьи посла и русского поэта. Сам

Долгоруков опровергал свою причастность к появлению пасквильных дипломов, полученных Пушкиным. Однако графологическая экспертиза, проведенная в 1927 году по инициативе пушкиниста П.Е.Щеголева, доказала авторство Долгорукова (впрочем в конце 1960-х годов и позднее результаты экспертизы неоднократно опровергались). Под подозрение вместе с Долгоруковым попал и его любовник князь Иван

Сергеевич Гагарин, с которым печальной зимой 1837 года они снимали одну квартиру.

Василий Андреевич Жуковский

Василий Андреевич Жуковский — незаконнорожденный сын помещика Тульской губернии Афанасия Ивановича Бунина, рожденный 9 февраля 1783 года. Сразу же после появления на свет он был усыновлен Андреем Григорьевичем Жуковским, жившим у Буниных «на хлебах». Спустя некоторое время настоящий отец сумел добиться дворянства для своего незаконнорожденного сына. Образование юный Вася получил семейное, здесь же и первый сексуальный оопыт со своим грубым немецким гувернером Якимом Ивановичем, который был уличен в специфических методах воспитания и уволен. Затем был частный пансион и народное училище, из которого Жуковский был исключен и продолжал обучение в доме своей крестницы В.А.Юшковой. Наконец, в 1797 году Жуковский был определен в пансион при Московском университете. В 1801 году юный поэт знакомится с русским поэтом Дмитриевым — гомосексуалом который дал дорогу в большую литературу многим молодым стихоплетам. На протяжении десяти лет Жуковский был одним из самых ярких авторов лучшего русского журнала — «Вестника Европы» под редакцией Карамзина. Войну двенадцатого года Жуковский провел в войсках, хотя и не принимал непосредственного участия в военных действиях.

В 1817 году поэт переселяется в Петербург, сближается с «арзамасцами» и Пушкиным. Он стал другом Пушкина, которого тот полностью слушался во всех мирских делах. Осенью 1836 года он по первому же слову приехал из Царского Села разрешать личные проблемы поэта и сделал многое, чтобы предотвратить его первую дуэль с Дантесом: неделю вел переговоры с Геккерном. Как и почему нашли они тогда общий язык — потомок древнейшего дворянского рода и полукровка, байстрюк, рожденный от турчанки провинциальным русским помещиком? Быть может, гомосексуалу Жуковскому было проще понять те безумные чувства, что испытывал Геккерен к своему белокурому Жоржу.

Многое раскрыл Жуковскому барон Геккерен, просил все сохранить в глубокой тайне — и от Пушкина тоже. И Жуковский сохранил…

С 1817 года и до гибели Пушкина Жуковский занимает различные должности при дворе — учителя русского языка Великой княгини, наставника наследника престола. На личную жизнь времени почти не было, все — для императора и для общества. После смерти Пушкина он стал его «душеприказчиком», решал издательские дела, проблемы с долгами, писал императору, шефу жандармерии Бенкендорфу: «Что нам русским до Геккерна; кто у нас будет знать, что он когда-нибудь существовал… Пушкин — потеря для целой России, он погиб в цвете жизни, имел гений, каких немного…».

С 1841 года Жуковский живет в Германии и не возвращается в России, там, наконец, и женится лишь в возрасте 58 лет на дочери своего друга и ученика совсем юной Елизавете Фон Рейтерн. Умирает в Баден-Бадене, окруженный детишками.