за Границей

Такой театр пробуждает в человеке дикаря

Интервью с Аленом Олливье
100% размер текста
+

Ален Олливье. Такой театр пробуждает в человеке дикаря

Театральный режиссер и актер Ален Олливье имеет репутацию новатора и экспериментатора. В частности, в свое время он первым представил французской публике пьесы Томаса Бернхарда и сценические опыты Пьера Гийота. Как актер Ален Олливье с успехом играл и на сцене, и в кино, снявшись в фильмах Франсуа Трюффо, Кшиштофа Кислевски, Жака Риветта, Бертрана Тавернье…  Среди наиболее известных постановок Олливье-режиссера – произведения Виткевича, Мольера, Брехта, Метерлинка и Жана Жене. Три пьесы последнего – «Ширмы», «Служанки» и «Негры» — произвели настоящий фурор среди французских любителей театра, ибо, по мнению критики, Алену Олливье удалось найти совершенно новый подход к творчеству Жене. С 2001 года Ален Олливье возглавляет театр Жерара Филиппа в пригороде Парижа Сен-Дени.  Не так давно он выпустил книгу «Я топчу сцену», в которой попытался подытожить весь свой богатый театральный и кинематографический опыт.

 

Маруся Климова: Вы не только первым поставили пьесы Пьера Гийота «Бивуак» и  «Прыжок вперед», но и сами потом сыграли в нашумевшей постановке его романа «Могила для 500 тысяч солдат», где, насколько я знаю, по сцене были разбросаны куски окровавленного мяса, а обнаженные актеры совокуплялись прямо на глазах у зрителей. Не кажется ли вам, что произведения этого автора несколько не укладываются в существующие (даже самые смелые) представления о том, что может быть показано на театральной сцене?

Ален Олливье:  Совершенно верно. Если посмотреть на все, что было написано для театра с начала 20 века, то театр Поля Клоделя, например, закончился где-то в 1925 году. И вопрос до сих пор остается без ответа: какой язык, какой синтаксис необходим для того, чтобы театральное действие развивалось и не топталось на месте. Об этом крахе театра писал еще Жан Жене. На мой взгляд, любого великого драматурга можно определить по тому, присутствует ли в его размышлениях о мире, то, что я называю «поэзией драматического действия». А поскольку в современном театре эта поэзия, как правило, полностью отсутствует, то он не вызывает у меня абсолютно никаких чувств, кроме скуки. Когда же я впервые познакомился с Пьером Гийота и прочитал его тексты, то ощутил прилив бешеной энергии. Мне захотелось творить, делать что-то новое, необычное, создавать то, чего до меня никогда не было, и чего еще никто не видел. Любая фраза Гийота зазвучала у меня в ушах, как музыка, ибо она была вся буквально соткана из ритмически точных ударений и слов, сплетенных друг с другом, как кружево, или даже, как сеть, попав в которую, уже невозможно выбраться. Я глубоко убежден: тот, кому хоть раз довелось прочитать этого автора, уже навсегда останется под его очарованием. Могу сказать, что именно благодаря Пьеру Гийота я все еще занимаюсь театральными постановками.  Мне кажется, это нечто совершенно новое в истории театра. Обнаженное драматическое действо, безо всякой риторики, чем-то напоминающее древние античные мифы. Такой театр задевает в душе человека самое сокровенное, пробуждает в нем дикаря, порой даже каннибала…

МК: Вы имеете в виду секс и насилие?

АО: Безусловно. У него все это настолько обнажено, откровенно и четко очерчено. Я открыл для себя целый мир. Например, когда читаешь рассказы отцов иезуитов, прибывших в Бразилию на кораблях в начале 16 века, то видишь, что у них было такое чувство, будто они полностью утратили свои привычные ориентиры. Они жили в постоянном страхе, что их поймают и съедят. Иными словами, они чувствовали себя полностью изгнанными из своей привычной среды, и им было очень сложно найти там людей, которых бы они признали таковыми. Впоследствии и в этом совершенно молодом обществе рабство, подобно первородному греху, оставило неизгладимый след. И вот это рабство по капле выдавливает из тебя Пьер Гийота. Его завораживающие своей ритмической структурой тексты порой звучат как заклинания колдунов, изгоняющих дьявола. И в первую очередь здесь задействована вселенная мужчин, находящихся в вечном поиске Отца…

МК:  Ну а в чем тогда заключается для вас новизна пьес Жана Жене, которые вы успешно ставите в последние годы? На мой взгляд, стилистически Жене является едва ли не антиподом Гиойта…  

АО: Я очень давно хотел поставить «Негров» Жене, но такая возможность у меня появилась только в 2001 году. Вообще, мне кажется, что это одна из самых важных его пьес. И только недавно мне стало ясно, насколько западные люди не понимают серьезности затронутой в ней проблемы. Это происходит отчасти от незнания, ибо большинство и понятия не имеют, что во Франции при Людовике XIV был принят «Черный кодекс», один из самых преступных из когда-либо существовавших законодательных актов. Еще и поэтому я решил обязательно этот вопрос тщательно исследовать. И должен сказать, что на данный момент «Негры» Жана Жене — единственная пьеса, в которой этот вопрос по-настоящему поставлен.

МК: Однако приведенные вами факты относятся к уже достаточно далекому прошлому…

АО: Движение деколонизации настолько важно, что к нему не мешает еще раз вернуться. Но я ведь говорю не только об историческом ракурсе. Конечно, отношения между Францией и Африкой изменились, как, впрочем, и отношения с другими французскими колониями. Недавно мне в руки попалась брошюра, выпущенная в 1940 году по инициативе французского Министерства по делам колоний, так вот, она оставляет просто жуткое впечатление: настолько там бросается в глаза, какое чувство превосходства испытывают жители метрополии по отношению к населению захваченных ими колоний. Сегодня, конечно, многое изменилось, и, наверное, можно было бы об этом даже и не говорить, однако некоторые факты все же указывают на то, что обитатели бывших французских колоний, которые являются, фактически, такими же французами  как и все прочие, часто по-прежнему становятся жертвами проявлений расизма, пусть и завуалированных, но все равно достаточно болезненных: при поисках работы, квартиры и т.п. Кстати, до сих пор в Париже на театральной сцене очень редко можно увидеть актера-негра или же араба. И до сих пор – как бы дико это ни звучало – лицо белого актера красят в черный цвет, чтобы он смог изобразить негра.   Не так давно юные ученики консерватории даже написали специальную петицию по этому поводу. Однако национальные театры заявляют, что в их пьесах не так много черных персонажей, чтобы принимать в труппы цветных…

 Впрочем, впервые я увидел эту пьесу Жене на сцене еще тогда, когда она была поставлена самим автором, то есть в 1959 году. Но в то время я был еще слишком молод и не мог до конца понять заключенного в ней глубокого смысла. Тем не менее, и тогда она произвела на меня огромное впечатление. Можно сказать, что именно та постановка «Негров» и стала для меня началом моего увлечения театром. В каком-то смысле все эти годы я чувствовал, что нахожусь в долгу перед этой пьесой. И поэтому просто обязан был ее поставить.

Помню, в каком-то журнале я увидел фотографию барака ГУЛАГа, и сразу же подумал, что вот в таком стиле и должен быть оформлен весь спектакль. Как сказано в пьесе, группа негров находится в потайном месте, где-то на природе. И естественно, в студии я должен был создать впечатление, что Арчибальд и его товарищи  нашли место, где они могли собираться, проводить свои церемонии, и что это место, которое они, конечно же, немного прибрали, раньше было бараком для узников или же чем-то в этом роде. Одновременно это место напоминает еще и трюм корабля, потому что в основе все этой истории лежит рабство. В моем понимании смысл всего происходящего сводится к пародии на белую женщину, в результате чего идеал белой женщины оказывается совершенно поверженным. То есть все должно было выглядеть столь же гротескным, как и приписываемое каждому негру навязчивое желание обладать именно белой женщиной.

 

Радио «Свобода» (апрель 2006 года)

Вернуться на страницу «за Границей»